Майя Илиш - Комната кукол

Она протянула мне белокурую куклу — неудивительно, что Бланш выбрала похожую на себя игрушку.

— Да, она прекрасна. А теперь положи ее на место, ладно? Пока ты ничего не сломала. Они очень ценные. С ними нельзя играть.

Я дрожала — то ли от страха, то ли от злости, то ли от бессилия. В этот момент мне было все равно, запретил Руфус заходить сюда Бланш или нет. Она вторглась в мое пространство, в комнату, принадлежавшую мне куда больше, чем моя спальня. Пусть роется в моих платьях, сколько ей вздумается, но к куклам она прикасаться не смеет!

— Ты вообще знаешь, что держишь в руках?

Бланш широко улыбнулась:

— Ты такая милая, когда волнуешься.

В этот момент я утратила последние крупицы терпения. Я вырвала куклу у нее из рук и, схватив Бланш за запястье, попыталась оттащить ее от дивана и вышвырнуть из комнаты.

— Вон! — прошипела я. — Вон отсюда немедленно!

Но Бланш не была маленькой девочкой, которую так просто можно сдвинуть с места, и, поскольку она не хотела выпускать куклу, держать ее за руку оказалось очень неудобно. Какое-то время мы боролись, потом Бланш тихо произнесла:

— Отпусти, ты делаешь мне больно.

Ее голос дрожал.

Я, не раздумывая, повиновалась. Мы смотрели друг на друга, будто окаменев.

— Пожалуйста, — сказала Бланш. — Ты не понимаешь, как много это для меня значит. Наверное, ты думаешь, что я просто капризная девчонка, которая действует тебе на нервы. Но я должна узнать, понимаешь? Я делю свое тело с одним из этих… этих существ. Я его не вижу, только чувствую, что во мне есть что-то чуждое. И я должна понять, что это. — Понизив голос, она добавила: — У меня раньше никогда не было души, и тут вдруг… Меня это пугает.

Я отступила.

— Отдай мне ключ. Я тебе все покажу. Но я должна запереть дверь, чтобы Руфус ни о чем не догадался.

Мне вдруг стало жаль бедняжку. Я как-то не подумала, что она хотела пробраться в эту комнату вовсе не из любопытства. Может, Бланш действительно разбиралась в чувствах окружающих куда лучше меня. Собственно, я вообще особо не задумывалась о том, что чувствуют другие, мне это никогда не казалось важным. Но теперь я попыталась поставить себя на место Бланш.

Она всегда выглядела такой веселой, но спросил ли ее кто-нибудь, хотела ли она очутиться в холодном и враждебном человеческом мире, где ей приходится носить этот наряд из плоти, это мертвое тело, и при этом еще и находиться в нем вместе с чуждой и непонятной для нее сущностью — душой?

— Я помогу тебе, — пообещала я.

Бланш протянула мне ключ, и я заперла дверь изнутри. Потом я объяснила ей, как устроены эти куклы — только добрые, конечно, ведь я не хотела пугать фею, — и как я их вижу.

— Вот, возьми эту, только осторожно, она почти созрела. Чувствуешь? Созревая, они становятся теплыми и приветливыми, они хотят жить. Тебе не нужно ее бояться. Она милая.

Кивнув, Бланш кончиками пальцев погладила куклу по голове — осторожно, как ребенок прикасается к птенцу.

— Она это чувствует? — прошептала Бланш. — Ей от этого не больно?

— Ей… нравится, — солгала я.

На самом деле на Бланш кукла реагировала иначе, чем на меня. Я подозреваю, что Бланш не хватало человеческого тепла, к которому тянулись души.

— Ты все еще боишься? — спросила я.

Бланш покачала головой:

— Хотела бы я тоже их видеть. Это несправедливо, что только ты можешь их видеть, а мы — нет. Почему ты больше разбираешься в душах, чем я? Притом что ты наполовину человек!

Я встрепенулась:

— Что ты имеешь в виду? Ты знаешь что-то, чего я не знаю?

Собственно, я собиралась расспросить ее о мисс Лаванде, раз уж помогла ей, но если Бланш известен какой-то способ помочь душам, это сейчас важнее. Я была готова уцепиться за соломинку. Все, что Бланш знала о душах, могло помочь мне увидеть картину в целом.

— Любая фея может исцелить все болезни смертных, — начала Бланш. — Как ты думаешь, почему люди всегда так любили нас? Почему они говорят, что мы исполняем желания? Я могу исцелить любую рану, снять жар, срастить сломанную ногу, могу даже вылечить больную душу.

Она говорила так серьезно, что я поняла — Бланш не хвастается.

Она уже бывала в мире людей, давным-давно, и жила среди них. Она не была их врагом. Может быть, поэтому она всегда понимает, что я чувствую?

— Вот как? Я не знала.

Бланш рассмеялась:

— Ты еще столько всего не знаешь… Но когда ты вспомнишь себя, все знания вернутся.

Я прикусила губу:

— Ты думаешь… я тоже могла бы исцелять?

— Ну конечно! — Бланш просияла. — Мы можем исцелять, можем и убивать. И то и другое. Мы суровые воители, жестокие, беспощадные и в то же время нежные… — Она осеклась. — А это еще что?

Ну вот, опять это произошло! Бланш отвлеклась, заметив что-то на диване. Вначале я подумала, что перышко выбилось из подушки и царапнуло Бланш, или у нее расстегнулась пуговица, или что-то в этом роде. Поэтому я и не вмешалась в происходящее, хотя должна была броситься к Бланш и остановить ее.

— Это что, нога? — еще успела спросить Бланш.

А потом уже было слишком поздно.

Может быть, это случилось, когда мы устроили потасовку. Или Бланш слишком резко шевельнулась на диване. Или кукла сама выползла из своего укрытия. Как бы это ни произошло, нельзя было прятать тех кукол среди подушек на диване, ведь любой, кто зашел бы сюда, мог туда сесть. И почему я не спрятала их в камине или за шторами? Или где-то еще? Это моя вина, только моя вина…

Бланш взяла в руки одну из тех кукол.

— Брось ее! — успела завопить я.

Или мне только показалось, что я что-то произнесла? Все произошло так быстро, что я застыла, парализованная ужасом. А вот Бланш не кричала. Она издала какой-то странный звук, будто удивленно охнула, и я уже хотела вздохнуть с облегчением — я подумала, что Бланш не чувствует боль, которую вызывали у меня эти проклятые куклы. А потом я поняла, что Бланш не кричит, потому что не может вдохнуть.

В этот момент кукла с громким треском лопнула, как раскалывается огромное яйцо, из которого пытается выбраться птенец. Я уже видела две такие лопнувшие куклы — ту, в которой зрела душа Бланш, и ту, которую я опустила в фейское пламя, но на этот раз душа вылупилась иначе — она действовала с невероятной, пугающей мощью, а Бланш просто сидела на диване, сжимая в руках пустую оболочку души, и смотрела на нее. Глаза феи распахивались все шире, по лицу побежали черные линии — чем-то они напоминали трещины на лакированных телах кукол.

Хотела бы я сказать, что попыталась вырвать куклу из рук Бланш, но я… ничего не сделала. Я смотрела — потрясенная и в то же время завороженная этим странным, омерзительным действом. Может быть, так проявлялась фея во мне? Зрелище было невыносимым, но я не могла отвести взгляд.