Вячеслав Бец - Заблудшие

– Будешь жить, – констатировал Гронин и, похлопав Черенко по щеке ладонью, вернулся к пленному.

Тот лежал ничком и не издавал ни звука. Андрей стоял рядом, но был в такой прострации, что не будь пленник скован страхом, он мог бы просто встать, пожать Романову руку, обнять на прощание и не спеша уйти в лес. Мог бы, наверное, даже сигарету перед этим выкурить и поболтать за жизнь.

У Андрея перед глазами стояло перекошенное лицо армянина. Если оно начинало исчезать, Романов просто поворачивал голову и картина обновлялась. Он почти не помнил, как убил этого человека. Он услышал агрессивные голоса и шум и заподозрил неладное. Тихо подкрался и стал наблюдать, пытаясь заглушить страх и придумать, как помочь товарищам. Он никогда так и не вспомнит, что творилось в тот момент у него в голове, и как он придумал отвлечь бандитов, бросив кусок земли, но главное – что он собирался делать после этого?

Ну, а когда Гронин и Черенко среагировали, все происходило настолько быстро, что Андрей замер и просто оцепенело смотрел на происходящее, будто был зрителем в театре. Оцепенение прошло, когда до него стало доходить, что Черенко только что получил пулю и, возможно, умер. Только тогда внутри Андрея за короткую секунду образовалась и стала закипать ненависть. Именно она толкнула его на тот поступок, благодаря ей он подбежал и хладнокровно всадил в шею армянину нож, непонятно когда оказавшийся у него в руке.

Паша подошел к Андрею и похлопал его по плечу.

– Молодец, парень. Хреново бы нам пришлось, если бы не твоё пищеварение и смекалка.

Андрей промолчал. Павел проследил направление его взгляда, но ничего больше не добавил. Затем ухватил пленного за воротник и бесцеремонно поволок к ближайшему дереву. Там он усадил его и присел рядом, глядя ему в глаза.

– Сколько вас тут? – голос Павла был холоднее арктического льда.

– Двое, – прохрипел Серж.

Гронин никогда не любил допросов, но имел богатый опыт их проведения. Основной причиной его неприязни к ним были ограничение в способах, продиктованные якобы моралью и человеколюбием системы. Условно. Однако система давно перестала существовать, и никакие принципы и мораль Гронина больше не сдерживали, а главное – он не желал тратить много времени на такую мерзость, как этот Серж.

Недолго думая, Павел приставил острие ножа к ноге бандита чуть выше колена и нажал. Острие легко прошло через холщовые штаны и вошло в плоть.

– Не надо! Двое! Двое нас! – истошно заорал Серж, чувствуя, как твердая сталь упирается в кость, и превозмогая боль.

– Ты уверен?

Павел легонько повернул нож в ране, не ослабляя давления и таким образом ковыряя кость. Серж завыл так, что будь в округе настоящие волки – они бы немедленно его поддержали, а затем бросились наутек.

– Да, сука! Не надо! Богом клянусь! Двое только. Мы разведчики. Возвращались из рейда. Засекли ваш костерок и решили проверить, – Серж вываливал все, что только знал, лишь бы проклятую сталь хотя бы перестали проворачивать.

Павел ослабил давление, подождал немного, с презрением глядя на поверженного противника, и вынул нож. Потом оставил Сержа и подошел к Андрею.

– Хорошая оказалась идея, Андрей, – похвалил он. – От живого ещё может быть польза.

Романов по-прежнему молчал. Гронин вздохнул, положил руки ему на плечи и заглянул в глаза.

– Ты все сделал правильно, – вкрадчиво сказал он. – Или мы – или они.

Взгляд Андрея немного прояснился. Самую малость.

– Я понимаю. Просто… я впервые умышленно убил человека… Осознанно, понимаете? Я хотел его убить. Я… я желал этого, стремился… Я знал, как я это сделаю… – тихо говорил он.

– Исходя из того, что я уже успел повидать – я удивлён, что за десять лет ты только сейчас впервые с этим столкнулся.

Андрей сделал несколько глубоких вдохов, помотал головой, будто отгоняя наваждение, и заговорил уже более твердо, но все ещё с сильным волнением.

– Понимаете, у меня с детства внутреннее отвращение к членовредительству и тем более убийству. А тут… странно все. Мне не хочется убивать. Отняв жизнь, обратно уже не вернешь… Но с другой стороны – вы правильно сказали: или мы, или они. Вот и пытаюсь привыкнуть и разобраться, как же все-таки будет правильнее.

– Мир изменился, люди изменились – ты привыкнешь, парень, – Павел по-отечески похлопал его по плечу. – А теперь – возьми-ка у Толика веревку.

Сержа ещё раз тщательно обыскали, затем забинтовали рану на ноге, заткнули рот и привязали к рукам длинную веревку. Поначалу его вел Андрей, потом уже немного пришедший в себя Толя, который не стеснялся дергать пленника и всячески над ним издеваться. Для бандита этот поход был особенно мучительным.

Утром, когда в «Убежище» уже давно разгорелась ежедневная суета, в ворота вошли трое людей, которых сразу было и не узнать – грязная, потертая и ободранная одежда, небритые, осунувшиеся лица, но с радостным блеском в глазах. После возвращения Воробьева постоянно шли споры на тему: вернутся остальные, или нет. Некоторые успели причислить их к погибшим, другие не хотели в это верить и продолжали надеяться. Больше всех радовался возможной кончине Гронина Табунин, но радовался недолго.

Троица вела за собой на веревке хромающего человека. Пленный имел жалкий вид: грязный, с затравленным взглядом, на лице – длинная кровавая ссадина, на ноге чуть выше колена – грязная, пропитанная кровью повязка. Он испуганно и с удивлением озирался, пытаясь понять, где находится. Было заметно, что о существовании «Убежища» он и не догадывался. Руки у него были крепко связаны, от них тянулась верёвка, которую держал Толя Черенко. Когда пленный сбавлял шаг, Толя, не церемонясь, сильно дёргал верёвку, да так, что пленник чуть не падал, но это действовало, и он шёл быстрее. Толя же в такие моменты даже не смотрел на пленного, и многим было интересно, что было бы, если бы пленный упал – поволок бы его Толя за собой, как упирающуюся на поводке собачонку, или нет.

Новость о том, что Гронин и остальные вернулись, да ещё и схватили живым одного из бандитов, мигом облетела базу, и когда Толя дотащил пленника до штаба, Родионов и Дьяков уже ожидали их на улице, издалека рассматривая схваченного «языка» и кидая друг другу короткие реплики. На лице у обоих можно было прочитать радость и удивление.

– Гронин, старый ты хрен, – Макс сделал шаг навстречу и крепко обнял Павла. – Я верил, что ты жив, но ты заставил меня поволноваться.

Дьяков был куда более сдержанным в выражении эмоций и ограничился сухим приветствием.

– Что это у вас? – поинтересовался Родионов, указывая на Сержа.

– Плата за неудобства. Забирай его. Потом поговорим.

Макс выхватил верёвку из рук Черенко и снял её с пленника, но рук ему не развязал. Потом вынул пистолет, обошёл его сзади и толкнул к двери штаба.