Вячеслав Бец - Мечты марионеток

– Надо поговорить, – сказал он так тихо, что кроме Андрея расслышать его мог только Игорь.

Андрей даже не открыл глаза и продолжал лежать, плотно сжав губы. Лёша наклонился к его уху и зашептал так тихо, что даже Игорь с трудом разбирал отдельные слова.

– Я знаю, что тебе тяжело, но если ты не соберёшься и не заставишь себя оторвать жопу от кровати – мне придётся выволочить тебя на улицу за шиворот, а это плохо скажется и на твоей репутации, и на авторитете, и на отдельных частях тела.

Игорь расслышал не всё, но угрозу услышал чётко и теперь смотрел на них с тревогой, не зная, что делать в случае, если Лёша возьмется за претворение своих угроз в жизнь. Но Андрей после непродолжительной паузы всё же встал с кровати и, не удостоив Лёшу даже взгляда, поплёлся к выходу.

Можно было лишь гадать, что именно делал или говорил ему Корнеев, но вернулся Андрей другим. Он, конечно, все ещё выглядел уставшим и немного отрешённым, но уже не безразличным к происходящему, и поделился с бойцами некоторыми размышлениями и планами, чем немного разрядил всеобщее уныние.

Вечером торговцы передали «анархистам» оружие и провиант. Теперь у каждого был АК-74, добавился ещё один пулемет и РПГ-7, а Лёша получил в своё распоряжение СВД. Лицо Корнеева, когда ему вручали винтовку, надо было видеть: это была смесь брезгливости и разочарования, но оружие он всё же принял.

Кукурудза на прощание сообщил, что Соловец настроен очень негативно и ждать, что что-нибудь изменится бесполезно. Более того – у Соловца недавно забрали на «фронт» очень большое количество техники и потому никакого транспорта «анархистам» он не мог выделить физически, даже если бы захотел. Пронаблюдав за кислыми выражениями на лицах собеседников, Кукурудза поинтересовался, куда они вообще собираются следовать дальше и, услышав ответ, удивлённо присвистнул.

– Да, паршиви ваши справы, – он озадаченно почесал макушку. – Шо можу сказаты – спробую добуты вам щэ продуктив, алэ добыратысь вам прийдэться пишкы.

Далее сержант поделился соображениями на счет маршрута и где по дороге можно будет разжиться едой или передохнуть, но больше он ничем помочь не мог. Правда, чтобы разобраться в его речи, приходилось часто переспрашивать. Кукурудза напрягался, подбирал слова, иногда даже вставлял русские, и в итоге таки смог внятно объяснить, что к чему. У многих возник вопрос как его вообще понимали сослуживцы, но вслух его никто на задал, чтобы не проявить бестактность по отношению чуть ли не к единственному человеку, пожелавшему им помочь.

В целом об украинце остались очень хорошие впечатления, и Бодяга даже заявил, что с удовольствием забрал бы его с собой. Уж очень он был душевным и колоритным, хоть и мало кто понимал, что он вообще говорит.

От такого странного гостеприимства торговцев на душе оставался осадок, но большой обиды на Соловца Андрей не питал, да и остальным разъяснил ситуацию, как мог. Гильдия вела войну, и нет ничего удивительного, что для неё она выдоила Соловца по полной программе. К тому же всё, что им причиталось, им устроил в Луганске Владов, и сейчас торговцы не были им ничем обязаны. Лёша рассказал, что когда он в разговоре с Соловцом упомянул Владова, то лицо у того чуть не лопнуло от злости и он немедленно разразился матерной тирадой в адрес полковника, так что Корнеев понял, что и с этой стороны подъехать к Соловцу не получится. Он, правда, так и не рассказал, как ему в итоге удалось договориться.

Чувства и эмоции Соловца в этой ситуации, в принципе, были понятны, но от этого не становилось легче. Раздражало в основном то, что Соловец вёл себя нахально и грубо, и что не позволял воспользоваться их мощной радиостанцией для связи с «Убежищем». Возможно, даже потому, что опасался, что свяжись они со своим начальством, и те смогут найти способ надавить на Соловца через кого-то. Потому, посовещавшись, они решили, что уже на следующее утро, как только получат дополнительную провизию, которую им пообещал Кукурудза, отправятся в путь.

Сержант не подвёл и с самого утра им действительно подвезли припасы. «Анархисты» быстро распределили их между собой так, чтобы никто оказался перегружен, так что лошадку решили подарить торговцам.

– На память или на колбасу, – сострил Кот.

Смеялись почти все. Только Карданов, Руми и Корнеев шутку не оценили.

Шли не особо бодро, но всё равно темп поддерживали сносный. Остро ощущалось отсутствие Вурца. Дело было даже не в том, что некоторые до сих пор не смогли принять факт его гибели, а в том, что его весёлый нрав любое дело превращал в развлечение. Вурц умел своими шутками разукрасить всё, всему придать вид циркового представления, поднять боевой дух даже когда дела шли из рук вон плохо. Этого человека трудно будет заменить.

Слегка растянувшийся отряд двигался по раскисшей после ночного дождя дороге. Кирилл с Шелковским в качестве авангарда ушли далеко вперед, а остальные, сбившись в небольшие группки, неторопливо двигались по поросшей скользкой травой обочине. На саму дорогу никто не лез, поскольку на ней запросто можно было «влипнуть» в самом прямом смысле этого слова. Моральное состояние бойцов выражалось в соответствующих разговорах.

– Черная полоса, говорю вам, – с видом знатока настаивал Степашкин. – Надо бы это как-то отмолить.

– Сам ты черная полоса, – буркнул в ответ Сева. – Мозги себе отмоли.

– Не, а неправда, что ли? Вторая смерть за два задания…

– Куриная ты башка, – покачал головой Сева, но воздержался от дальнейших объяснений.

Степашкин ждал ещё какого-то комментария, но не дождался.

– Во какой ты. Раз не можешь ничего кроме оскорблений сказать, то лучше молчи.

Андрей в эти споры не встревал. Известными ему одному методами Лёша сумел вывести его из апатии, но работало это только на задачу возвращения домой. Во всём остальном Романов принимал мало участия. Сам Корнеев, шедший рядом, долго молчал, слушая излияния Степашкина по поводу сглазов и чёрных полос, и вялые попытки Севы или Карданова с ним спорить. В конце концов, от зубодробительных аргументов Степашкина не устояла и его тренированная психика.

– Мы ошиблись, – сказал он так, будто говорить ему очень не хотелось, но надо было. – Опрометчиво влезли в ловушку. Расслабились. И поплатились за это. Так что нет никаких черных полос – есть только недостаток профессионализма.

Все слушали молча. Как и всегда, когда Лёша брался что-то говорить. Никто не рисковал вставлять какие-то фразы или комментарии, чтобы не спугнуть его словоохотливость, потому что всегда, когда он говорил – это была полезная и поучительная информация. Даже когда Лёша умолк, все ещё долго молчали, ожидая, что он продолжит говорить. И он продолжил.