Вячеслав Бец - Мечты марионеток

– У тебя остался отец…

– Да что ты знаешь о том, что у меня осталось? Гитлер у меня остался, а не отец. Я только и делаю, что выслушиваю его нотации на тему с кем мне общаться, а с кем нет, во что одеваться, как разговаривать, как себя вести, куда идти и что говорить. У меня даже отношений нормальных из-за него нет, понимаешь? Он же не отпускает меня от себя. Я постоянно следую за ним, куда бы он ни ехал и что бы ни делал, а все потому, что мать погибла, потому что он отпустил её. Теперь он ограждает меня ото всех меня. И от жизни тоже.

Аня умолкла ненадолго, переводя дух. Никому ещё она не говорила такого, разве что Тане, но в сильно уменьшенной и завуалированной форме.

– Короче, праздный интерес или нет – называй как хочешь, но для меня эти ответы важны и никто, кроме этого «Рассвета», мне ничего не скажет.

Ткаченко слушал её с интересом. Он не ожидал услышать ничего подобного и кое-что в её речи его тронуло. Всё-таки, не всегда всё здорово даже у тех, кто, как тебе кажется, стоит на вершине мира и смотрит на всех свысока.

– Я так и не понял, почему ты не спросила у отца?

– Ох, Ткаченко, не разочаровывай меня.

– Почему же?

– Да потому что не скажет он мне ничего. Я пробовала. Он делает круглые глаза и удивленно моргает.

Аня солгала – ничего она у Владова не спрашивала.

Ткаченко молчал, обдумывая варианты. Как бы он их ни крутил, а все равно возвращался к одному и тому же – самый безопасный выход из этой ситуации это послать Аньку к чертовой матери. Ей, видишь ли, интересно, а ему за это голову на плаху ложи. Да и дура она ещё та. Неужели она думает, что выйдя на «Рассвет» она тут же получит от них ответы? Может, она верит, что её там ждут и уже даже столы накрыли?

Девушка была откровенна с ним, это Саша почувствовал, и потому не мог отказать ей в той грубой форме, в которой хотел поначалу. Нужно было найти способ смягчить отказ.

– Допустим, ты получишь от меня инфу. Что дальше? Поедешь к ним в гости?

– Да, – прозвучал решительный ответ.

Ткаченко нахмурился, в глубине души надеясь, что она сказала это не в серьез.

– Слушай, не держи меня за идиота, ты не сможешь туда пое…

Внезапно его посетила страшная догадка. Испугавшись её, он тут же попытался отогнать от себя эту мысль, но она упорно засела у него в голове. Нет. Нет-нет-нет. Этого не может быть.

– Для кого эта информация? – упавшим голосом спросил он.

– Для меня, для кого же ещё?

– Нет. Ты не сможешь её использовать. Ты хочешь её слить…

– Нет же, дуралей. Кому я буду это сливать?

Ткаченко не ответил. Он стоял и в упор смотрел на неё, размышляя. Аня построила в голове его логическую цепочку и тоже заволновалась. Неужели он пойдет к отцу и все расскажет? Тогда она потеряет потенциального информатора, а в довесок получит неизвестные пока ограничения, на которые отец был очень изобретателен. Ей срочно требовался ещё один рычаг давления. Мощный настолько, чтобы его нельзя было игнорировать. И у неё он был. Самый неприятный для неё, самый низкий и подлый, и почти настолько же грязный, как переспать со Штерном, но тут хотя бы в физическом плане она не замарается.

– Ткаченко, ты вынуждаешь меня идти на крайности.

Саша улыбнулся. Несмотря на волнение, его развеселил задор Ани, но он понимал, что она всего лишь петарда – будет немного шума и больше ничего. На деле он просто не додумался до того, что может прийти ей в голову.

– Если ты мне не поможешь, я сделаю так, что твоя жизнь превратится в кошмар. Так что прекрати лыбиться и подумай, как ты можешь мне помочь.

– И как же ты это будешь делать? – все с той же улыбкой спросил Саша.

Его упрямство и самоуверенность по ходу всего разговора понемногу подогревали котел её эмоций и, наконец, настал взрыв. Образовавшаяся энергия требовала выхода, и Аня уже даже набрала воздуха в грудь, намереваясь обрушить на Ткаченко свою злость, но в последний момент сумела взять себя в руки и вместо слов издала лишь булькающий звук, будто захлебнулась чем-то.

Саша засмеялся. Петарда. Просто петарда.

– Все, Ткаченко. Иди ты на хрен, – вздохнув несколько раз, со злостью бросила Аня.

А затем она дала ему звонкую, крепкую пощечину, развернулась и пошла прочь из сквера.

Саша с улыбкой смотрел ей вслед. Да, девчонка таки неплохо повеселила его. Дотронувшись до своего лица, он ощутил легкое жжение и влагу на пальце. Вот маленькая стерва – она его поцарапала.

Через час Владов стоял перед стеклянной дверью в смотровую в медицинском центре и с ужасом наблюдал за происходящим в ней, не решаясь войти. На кушетке в изорванной одежде лежала темноволосая девушка, избитая и израненная. Её лицо и тело изобиловали ссадинами и кровоподтёками.

«Кто посмел сделать такое? Убью, уничтожу, разорву», – думал Владов, глядя на дочь.

Несмотря на ночные морозы, днем пока температура не падала ниже нуля, поэтому легкий снег, иногда выпадавший по ночам, днем быстро таял, особенно в солнечную погоду. С одной стороны это помогало – дорога была хорошо видна, а с другой – ехать по раскисшей грунтовке было тем ещё удовольствием. Несмотря на то, что «Волк» был создан для подобных испытаний, он все равно постоянно норовил застрять в грязи, которая иногда доходила почти до дифференциала. К счастью, этого не произошло и всего за каких-то полдня он довез отряд до нужного места. Правда, к тому времени уже начало темнеть.

До отмеченных координат оставалось ещё около пяти километров, но дальше Алексей предложил отправиться пешком, чтобы не попасть в поле зрения возможного противника на здорово шумящей машине. Андрей поймал себя на мысли, что упустил это, и дал себе воображаемую оплеуху, а с советом Алексея, разумеется, согласился. Но выходить ночью не имело никакого смысла, поэтому, загнав машину в заросли ельника и замаскировав, они стали дожидаться утра.

Спали в машине, укутавшись кто во что мог. Сева предлагал не глушить двигатель и топить печку, но эту идею сразу же отвергли – ночью все звуки становятся громче, а им незачем привлекать к себе внимание.

Во время ночных смен караульные несколько раз ненадолго открывали дверь, проветривая машину, но всё равно утром к тесноте и неудобству прибавился тяжелый, спертый воздух, добротно сдобренный «выхлопными» газами спящих мужиков. Вурц проснулся первым и, полушутя-полусерьезно жалуясь на резь в глазах, потребовал немедленно открыть дверь, пока все они не задохнулись. В ответ Толя под всеобщий хохот и веселье поддал ещё, чем чуть было не вызвал у Вурца истерику, и дверь все же открыли. Катя и Руми к своему счастью, спали впереди и потому не сразу поняли, почему в десантном отделении творится такой гам.