Вячеслав Бец - Расплата

Тем временем Владов продолжал говорить об Ане.

– Гронин использовал её, ни грамма не беспокоясь на счёт того, что мы поймём это. Он намеренно демонстративно играл ею, как пешкой, тем самым выказывая нам и мне лично своё превосходство. Я хитрее, я умнее, я даже могу использовать против вас ваших же людей – не лезьте в мои дела. Вот, что он нам сказал.

– Я так и не понял с чего вы взяли, что она пошла на это добровольно. Я уверен, что даже если она действительно играла за него, то её заставили.

– Нет, Генрих. Если бы заставили – она бы нашла способ подать нам сигнал. И не забывай, что Гронин не может на неё давить – я знаю где она, и он знает, что я это знаю. Разобравшись, что она из себя представляет, он наверняка предложил ей нечто вроде депортации или работать на него, и она выбрала второе. Единственный вопрос – почему?

– Если всё так, как вы говорите, то вряд ли мы узнаем.

– О, нет – узнаем. Обязательно узнаем, – Владов уверенно кивал, глядя на Штерна колючим взглядом.

От этого взгляда у Штерна по спине бежали мурашки.

– Что вы задумали?

– Увидишь.

Штерн видел настроение шефа и чувствовал, что у того есть план. Вопрос в том, чем этот план обернётся для Ани, а у Генриха были все причины волноваться на этот счёт.

– Ну, ладно, но что на счёт Гронина? Не кажется ли вам, что он совершил слишком уж дерзкий поступок как для человека, который может рассчитывать только на себя? За ним наверняка кто-то стоит.

– Вот и посмотрим, – с каменным лицом проговорил Владов.

Это выражение лица Штерн очень часто встречал, когда Владов принимал брошенный ему вызов. В последние годы Генрих редко его видел, но оно всегда вело к суровым последствиям для противников. Учитывая, что самому Штерну сказали ничего не делать, ему оставалось только распечатать банку с попкорном и запастись терпением – события явно будут интересными.

Владов выглядел задумчивым. Не растерянным, не подавленным, не агрессивным, а именно задумчивым, чего Третьяков лично ещё никогда за ним не наблюдал. Наверное, такое поведение в подобной ситуации было природным, всё-таки речь шла о его дочери. Третьяков пока ещё не услышал, что именно нужно делать, но предчувствовал, что задание будет интересным. К тому же при упоминании одного лишь имени Ани Владовой он ощущал возбуждение, а сейчас так и вовсе чуть ли не эйфорию, предвкушая, что в его руках, возможно, окажется её жизнь.

Третьяков относился к человеческой жизни точно так же, как к жизни любого другого животного на планете – она не представляла для него никакой ценности. Так, просто нечто эфемерное, что можно отнять, как, скажем, конфету. Так же он относился и к детям, которых у него наверняка было много, просто о большей части из них он не знал. А скольким из них, наверняка уже зачатым, он не позволил родиться собственными действиями…

Самого себя Третьяков честно причислял к социально адаптированным маньякам. Будто слегка поехавшие патологоанатомы: вроде бы совершенно вменяемый человек, образованный, с широким кругозором, настоящий профессионал, но при этом не такой простой, как кажется на первый взгляд. В любой момент он был способен сделать с другим человеком всё что угодно просто потому, что не видел в этом ничего такого. Возможно, это было следствием его профессиональной деформации, а скорее всего – частью его натуры.

Но Владов-то ведь не был таким, вот и мялся. Хотя…

Наконец, он заговорил.

– Она предала меня, а я никому не прощу предательства. Найдите её и убейте. Если придётся – перебейте всех, кто будет вам мешать, по возможности – у неё на глазах, – без тени сомнений приказал Владов. – Но не вздумайте устраивать с ней свои сексуальные извращения. Если узнаю, что перед смертью она физически страдала больше, чем требуется – лично по лоскутку спущу шкуру. Со всех бойцов группы. По очереди. На глазах у остальных. Это понятно?

Угрозы Владова, высказанные в его обычной манере – спокойным, но решительным, с прижимом, голосом могли напугать многих, но не Третьякова. Этого человека вообще мало чем можно было напугать.

– Разумеется, – отчеканил он, и бровью не поведя.

Вообще, конечно, Владов сейчас проявлял странную отцовскую любовь – не желал дочери физических страданий, но приказал её убить, при этом желательно доставить ей страдания психологические. Да, как и предполагал Третьяков, дело действительно оказалось интересным.

– Задание принципиальное, – продолжал Владов, – поэтому ты не стеснён в средствах. Используй всё, что понадобится. Но если не справишься и мне придётся подключать других, более способных людей – снисхождения не жди, поэтому лучше откажись, если сомневаешься.

При этих словах Третьяков невольно взглянул на Ченга, сидевшего в углу и с видом обожравшегося крокодила разглядывавшего свои ногти. Изредка китаец переводил свой ленивый, будто полусонный взгляд на Третьякова, и в такие моменты тот ощущал, как кровь в теле закипает: он чувствовал в Ченге нечто такое, что было присуще и ему, некую одержимость своей целью, нечто, сродни безумию, только китаец скрывал это гораздо тщательнее Третьякова. Этот человек определённо не относился к тем, с кем безопасник хотел бы иметь дело.

Услышав про возможные последствия, Третьяков сразу подумал о том, что устроит их ему именно Ченг. Впрочем, нечего беспокоиться об этом, ведь он не собирался проваливать порученную задачу. Всё-таки, её успешное выполнение позволит ему заполучить вожделенную Анюту.

Он уже рисовал в голове планы, что с ней сделает и как долго это продлится. Да, потом придётся рассказать Владову продуманную историю о том, как всё прошло, но это для Третьякова не проблема. Уж что-что, а изворачиваться и лгать он умеет, как никто. Да и для своих тоже надо что-нибудь придумать, ведь что известно двоим – известно и свинье. Придётся взять девчонку живой, а потом лично и наедине «казнить». А, может, будет лучше перебить их всех? Хотя, наверное, трудновато будет… В голове у Третьякова внезапно возникла мысль, что он, наверное, готов даже податься в бега, как только девушка окажется у него в руках, лишь бы у него была возможность подольше позабавиться с ней. Подумав об этом, он чуть было не улыбнулся и сразу же одёрнул себя.

Владов не питал иллюзий на счёт человека, стоявшего перед ним. Он прекрасно понимал, что это за существо в человеческом обличье и презирал его, но с тех пор, как он разглядел таланты Третьякова и забрал его из Ольховки, его навыки и интеллект уже не раз сослужили Владову хорошую службу. Незначительные минусы, как то нездоровая, извращённая жестокость или небольшие нарушения дисциплины – не перевешивали плюсы, а порой и сами становились ими. Владов допускал, что Третьяков нарушит приказ, но даже если это случится – Владов всё равно будет в плюсе. Случись такое, и у него появится повод избавиться от не совсем верной и порою бешеной собаки, заодно напомнив кое-кому, что дисциплина и верность – основы Торговой гильдии.