Даниил Куликов - Пчелиный Рой. Уплаченный долг

- Похоже ты не изменился. – миролюбиво сказал Рой. – Примерно такой же ты был в нашу последнюю встречу.

- Ты! – выпалил Рыбак. – Ты ещё получишь своё! Ты ответишь за Колизей! Ты все равно умрёшь, тебе будут резать пальцы, а ты будешь только орать и извиваться.

- Заткнись! – неожиданно взбесился Кваз. – Или я оторву их тебе! Говори ублюдок, кто хочет убить Роя? Говори, или я переломаю тебе рёбра!

Рыбак повернулся к нему:

- А ты значит его дружок? И тоже бесишься от того, что я ранил его, и бросил, толпе мертвяков? А ты бы сделал не так?

Кваз аж задохнулся от ярости потеряв дар речи.

- Дружба значит? – процедил Рыбак глядя Квазу в глаза. – Такое мягкое и доброе слово, в которое можно закутаться как в плед. Вот, только ты приятель не подозреваешь, что этот плед кишит чумными вшами. Нет ничего подлее дружбы. Лучше уж прославлять рабство, там по крайней мере всё чётко и честно.

Кваз смотрел на Рыбака округлившимися глазами.

- Сам погибай, а товарища выручай – вот он краеугольный камень подлости. –продолжил Рыбак. – Вот тебе, урод простой пример: два приятеля в баре с десятью плохими парнями. И один нарвался и оказался среди этих десяти. Кто-то достал нож, кто-то разбил бутылку о стол. Окружённый оборачивается, смотрит на друга, а тот бочком-бочком спешит к выходу. И охреневая от такого поворота, первый получает перо в кишки, а в глазах растерянность и непонимание – а как же наша дружба, я же доверял тебе?!

Рыбак сделал паузу, чтобы снова продолжить.

- А чего ты собственно ждал? Самопожертвования? Так вот оно – ты умираешь, а он твой друг будет жить. – оскалился Рыбак. – Что не угадал? Ты хотел самопожертвования от него? Вот оно в чём дело… С хрена ли? Он должен был подохнуть с тобой за компанию? И тебя бы это порадовало? Или должен был хотя бы попытаться помочь? Но ведь ты бы попытался его остановить, кричал бы «беги, я их задержу», кажется так поступают друзья? Но нет, он лежит в луже крови, приуныл, и друга нет рядом, а ты на него рассчитывал. Ты хотел использовать его, а в итоге он поимел тебя. Такой конец любой дружбы, и иного быть не может. По крайней мере между двумя равными личностями.

Рыбак стоял тяжело дыша, но гордо расправив плечи, словно оратор за трибуной, словно герой революции, словно миссионер перед язычниками.

- В противном случае. – продолжил Рыбак. – Это уже подчинение по взаимодействию «хозяин-питомец», мерзкий суррогат раболепия и неразделённой любви, который ошибочно принимают за дружбу. Но даже он, менее подлый…

Кваз молчал.

- И ты, урод будешь обвинять меня, в том, что я бросил его, когда за нами гналась стая? Выстрелил ему в спину, когда он не видел, чтобы он не смог убежать, и сбежал сам? Вот тебе самопожертвование – пусть он пожертвует собой ради меня.

Рой молча смотрел на Рыбака.

Когда-то он встретил в пустом квартале умирающим от спорового голодания, и напоил живцом…

«Друг, дай живца!» - прохрипел лежащий в пустом квартале мужчина.

И поделился пищей…

И шёл вместе с ним…

А потом набежала стая из слабых заражённых…

«Рой, знаешь, беги один, спасайся!»

Как же он тогда проникновенно говорил…

Рой закрыл глаза вспоминая лицо Рыбака, лицо героя…

«Двоим не спастить, но я знаю, ты сможешь, ты сможешь уйти, и добраться до Кумарника. Я останусь, а ты беги».

Должно быть он восхищался своей смекалкой и хитростью…

Был просто в восторге от себя…

«Я останусь… И дам тебе фору».

Рой открыл глаза, и продолжил молча смотреть на этого человека. Говорить не хотелось.

- Ублюдок! – взревел Кваз, срываясь с места. – Недоносок! Урод!

Рыбак вскочил на подоконник, к открытому окну, и сиганул скользя вниз по водосточной трубе, к асфальту. Внизу уже нетерпеливо топтались привлечённые криками, стрельбой, и взрывом двое заражённых. Джамперы. Кваз попытался рвануть за ним, но Рой устало удержал его.

- Пусти! – заорал Кваз. – Пусти Рой! Он мой!

- Он так и остался таким, какой и был. – медленно сказал Рой. – Так и не понял, что пистолет, из которого он в меня стрелял был заряжен холостыми патронами. Другого, я бы не повесил на лотерейщика.

БАХ! – раздалось внизу. - БАХ! БАХ!

- Ааааааааааааааааааааааааааааааа! – долетел снизу дикий панический крик. – Ааааааааааа! Нет, нет, нет, не-еееееет! Не надо! Пожалуйста! Нет!

Рой устало сел на пол, и достал склянку со спиртом, из которого готовил живец, чтобы потом ректифицировать его. Сейчас хотелось именно спирта.

За окном всё ещё раздавались вопли съедаемого заживо человека, и урчание насыщающихся заражённых. Кваз устало сел рядом, и протянул руку. Рой протянул ему пистолет, и вопросительно посмотрел на окно. Кваз помотал головой, и взял склянку со спиртом. Глотнул, и закашлял – спирт был восьмидесятиградусным, а потом всхлипнул. Рой молча долил ему дистиллированной воды. Кваз выпил не поморщившись и снова всхлипнул. Рой отхлебнул сам. Спирт пробирал.

Кваз снова всхлипнул.

- У-р-род. – всхлипнул он. – Сука. Гнида. Козёл! Я бы его убил. Убил, а затем воскресил, и ещё раз убил. А потом ещё раз, и ещё раз.

Рой налил ему ещё. Кваз был слишком добрым. Рой глянул ещё раз в сторону окна. Сколь верёвочке не виться, всё равно придёт конец…

- Трое негритят в зверинце очутились, одного задрал медведь, и двое получились. – вслух сказал Рой. – Двое негритят пошли на солнышке валяться, один до смерти обгорел – чтоб одному остаться.

Агата Кристи была как нельзя к месту.

- Что ж, двоих из трёх я нашёл. – помолчав сказал Рой. – Но не слишком рад этим встречам.

Рой налил Квазу ещё, и оставив его одного двинулся к выходу.

«Ты ответишь за Колизей! Ты все равно умрёшь, тебе будут резать пальцы, а ты будешь только орать и извиваться».

Что же Рыбак имел ввиду? Тот притон гладиаторских боёв, который разгромили они с Балаболом?

Батя встретил его у выхода.

- Всех уложили, Рой, одного живым взяли.

- Что говорит?

- Да ничего не говорит. Перетрусил он.

- Тогда пошли, поговорим вместе.

Оба зашли в пустую квартиру. За пустым столом, на стуле сидел трясущийся мур. Уайт стоял рядом с оружием на изготовку, Ярл просматривал местность в окна. Рой оценил мура взглядом, и медленно, без спешки зашёл, и так же медленно сел на стул напротив. Мура начало потряхивать. Похоже сегодня он сильно перетрусил, да и заодно вспомнил все слухи, которые ходили о Рое.

Самой популярной была та сплетня, где он выглядел словно доктор Франкенштейн, вскрывающий трупы, а иногда ещё и живых заражённых. У этой сплетни ноги росли из Кумарника. А сейчас после смерти Шлама в эту же сплетню могли впихнуть людей.

Рой молча посмотрел на него, и медленно достал свою тетрадь, раскрыл, положил на стол, достал ручку, и стал медленно описывать действия барбитуратов на заражённых. Подобная отстранённость должна была пугать сильнее любых угроз, и вписываться в образ доктора Франкенштейна. Бойцы рядом хранили молчание.