Дмитрий Зимин - Последний Прометей

Панда не торопится. У причала — большие баки, забитые зеленой кашей. По-моему, водоросли. Вонь от них — будто корове брюхо вспороли. Мне кажется, она их в синтезатор заправляет. По крайней мере то, что машина выдает как пищу, до отвращения напоминает эти самые водоросли. И вкусом, и запахом.

Глухо стучит сердце. Представляю, как неслышно прыгну сзади, сломаю тонкую шейку, а тело выброшу в воду, под пирс… — накручиваю себя, чтобы в нужный момент не сдрейфить.

Наконец шаги. Я подобрался, затаил дыхание… Вдруг понимаю — не она. Шаг тяжелый, размеренный, неторопливый. Армейская выправка, годы строевой подготовки. «Глянцевый сапог уверенно расплескивает грязную лужу на бетонном полу…»

Я сразу узнал, кто это. В горле пересохло, стою ни жив, ни мертв. Слушаю, как с потолка падают капли. Размеренно, неторопливо. Отсчитываю по ним секунды…Откуда здесь взяться замполиту?

Может, наши вернулись? И так мне захотелось, чтобы наши! Представил, как я вместе с ними лечу домой… А там — березки, скворцы на заборе, зеленое всё вокруг… И небо. Но тут вспомнил, как у нас с майором вышло…

— Маасима-сан! — я подпрыгнул от неожиданности. — Ты что тут к стене прилип, ждешь кого?

Голос насмешливо-покровительственный. Лицо белым треугольником светится в темноте, вместо глаз — зеркала. От неё пахнет водорослями, морской водой и чем-то вроде духов. Может мылом…

Представил, как пахнет от меня и отодвинулся. Мыться не приходилось давно.

— Как… — закашлялся. — Как ты меня обнаружила?

По её куртке перемещаются крошечные синие огоньки, создавая гипнотические узоры. «Как вши…»

— Я всё вижу. Забыл? — показывает на свои очки.

Черт. Она ведь говорила, что освещение только для меня и держит. Вот я дурак…

Подошла очень близко, так, что я чувствую тепло её тела, биение сердца под тонкой майкой… От дыхания поднимается грудь — кожа в вырезе белая, светится в темноте…

Сделав усилие, поднимаю глаза к лицу. Острый подбородок, впалые щеки. В зеркальных очках моё отражение. Позже я узнал, что это не очки, а линзы, вирт-экраны. Панда даже спит в них.

В узком коридоре не разминуться, она загородила проход. Стоит, чуть склонив голову к плечу, будто спрашивая: — «а ну-ка, что теперь будешь делать?»

Возвращается адреналиновая волна, схлынувшая от испуга. Едва сдерживаясь, цежу сквозь зубы:

— Дай пройти!

Не двигается. Покачивается с носков на пятки и усмехается. Сцепив зубы, протискиваюсь мимо. Снова обдает этим запахом — то ли мыла, то ли духов… И водоросли. От этой смеси сводит живот.

Мне нужно её убить.

…Тогда, на гауптвахте, всё было по другому. Карпов всем видом показывал, что не боится. С ленцой становился по стойке смирно, криво улыбаясь уголком рта… Как будто делал одолжение, выполняя предписанные уставом действия. Он чувствовал свою безнаказанность. Знал, что меня не любят. Что его, в случае чего, отмажут…

Наверное, я тогда просто психанул. Хотел съездить ему по роже, для острастки, но не смог остановиться.

Сейчас я ничего такого не чувствую. Ни злости, ни ярости… Просто понимаю — надо положить конец этому ползанию по темным коридорам, в сырости, постоянно натыкаясь на пятна разросшейся махровой плесени…

Наверняка она ждала. Знала, что когда-нибудь попытаюсь… Как только я прыгнул, протянув руки к её шее, тело пронзило током и я свалился на пол, больно ударившись подбородком и ребрами. В глазах помутилось.

Пролежал несколько часов. Малейшее движение, даже моргание, причиняло невероятные страдания. Конечности подергивались, как у эпилептика. Хотелось сдохнуть. В первую очередь — от стыда… Обмочился во время судорог.

Панда просто ушла. Бросила подыхать, как бродячего пса.

…Прошло несколько дней, или недель — я перестал следить за часами. Проводил время наверху, рядом с ЭВМ. Боялся, что она прокрадется, когда меня не будет, и что-нибудь испортит. Провода перережет, например…

Старался не отсвечивать. Как вор прокрадывался вниз, к складу старой тушенки, набирал сколько мог и тащил в свою берлогу. Даже гальюн соорудил, в подсобке. Экономя фонарик, ходил в полной темноте, ориентируясь по запахам и рельефу стен. Сумасшедшая крыса.

Что-то бормотал — просто так, чтобы слушать живой голос. Рассказывал сам себе истории, вычитанные когда-то в детстве…

Время остановилось. Без смены дня и ночи, лишенный какого-либо осмысленного занятия, я всё глубже погружался в призрачный, иллюзорный мир. Казалось, что наш островок — единственный кусок суши, уцелевший после войны. Вся планета погрузилась в полярную ночь ядерной зимы…

Я всё время думал о том, чтобы запустить последние ракеты. Пусть себе летят, довершат начатое другими, выполнят свое предназначение. Да и мое, пожалуй, тоже…

Просыпаясь на полу, в ворохе отсыревших тряпок, я думал: сейчас!.. Подняться наверх, в операционный зал, врубить последний отсчет… Но нужно сначала перекусить. Да, точно, перекусить. Посмотреть, что делает «она». А потом и… Сколько раз я просыпался с такими мыслями? Даже не знаю.

…Шаги в коридоре, застучали по металлической лесенке…

— Эй, Маасима-сан! Ты еще жив?

Чужой голос непривычно резанул по ушам — очень давно не слышал никого, кроме себя.

— Тебе какое дело?

— Да так… Хотела узнать, как ты, что поделываешь? Не совсем еще свихнулся?

У меня сперло дыхание, кровь ударила в голову.

— Иди в жопу!

— Дурак ты, Маасима-сан. И лечиться не хочешь…

Жалеет, значит! Смотрит пристально, но близко не подходит. И слава богу, а то я за себя не отвечаю…

— Что тебе от меня надо? Зачем ты меня здесь держишь?

На самом деле, я пытался выбраться с базы. Когда вылез на поверхность — чуть не помер от удивления. Насколько я помнил, вокруг должно простираться ледовое поле… Собирался пешком добраться до острова Врангеля, а там, даст Бог, или встретить кого-нибудь, или подать сигнал на Большую Землю. Но льда не было и в помине. Потом хотел украсть амфибию — тоже не получилось. Не смог разобраться с управлением…

— Ты в нашем мире — чужой. Как ребенок, только хуже…

«Ага, щас… Максимум, военный трибунал за убийство. Но всё лучше, чем здесь гнить…»

Закуривает. Я нервно принюхиваюсь, но до просьбы унижаться не желаю.

— Нянчишся со своими ракетами, а не понимаешь, что они уже не полетят.

Меня прошиб пот. Как так? Что она с ними сделала? Неужели успела?

— Да не я. — качает головой. Видимо, все эмоции у меня на лице отразились. — Прошла куча врмени, как ты не можешь понять? Здесь всё древнее. Топливо протухло, комп накрылся медным тазиком, контакты погнили… так что — хана установке.

«Врёшь! Чего б ты тут сидела, в холодрыге, если б хана? Нужны они тебе, ракетки-то! Очень нужны…»