Сергей Мусаниф - Физрук

— Бинго, — сказал он. — А знаешь, почему? Потому что тут нет расстояний.

— Отлично, — сказал я и остановился. — А что тут есть?

— Ты, — сказал он. — И я.

— Понятно, — сказал я. — Раз уж об этом зашла речь, ты не мог бы визуализироваться во что-нибудь привычное?

— Легко, — сказал он и превратился в меня.

Второй я стоял метрах в двух от меня и над его-моей второй головой возник какой-то мягкий источник рассеянного света.

— Не настолько привычное, — сказал я.

— Ладно, — сказал он и превратился в Виталика.

— Все еще перебор.

— Ладно, — сказал он и превратился в какого-то незнакомого мутного типа в деловом костюме и с портфелем в руках. — Так пойдет?

— Годится, — решил я. — И кто ты?

— Я — хранитель этого места.

— Полагаю, ты можешь угадать мой следующий вопрос, но я все равно спрошу. Что же это за место?

— Это то место, куда попадают игроки после смерти.

— Все игроки? — уточнил я. — Или только те, у кого был Амулет Возрождения?

— Все, — сказал он.

— А на фига тогда амулет? — спросил я. — И что означает вероятность в двадцать пять процентов?

— Амулет вызывает меня, — сказал он. — Двадцать пять процентов — это вероятность того, что я откликнусь на зов.

— Отлично, — сказал я. — Но раз ты откликнулся и пришел, то у меня все в порядке, да?

— Боюсь, все несколько более сложно, — сказал он.

— Нет, все просто, — сказал я. — Скажи мне, где выход, и я уйду.

— Выход там, — он махнул рукой в сторону светлого пятна, к которому я бежал. — И там, — теперь он указал в противоположную сторону. — И там, — указующий жест вверх. — И там, — теперь он махнул рукой под ноги.

— Бесишь, — сказал я.

Он пожал плечами.

— У меня нет времени на ту ерунду, — сказал я.

— На самом деле, у тебя полно времени на любую ерунду, — сказал он. — Потому что здесь, как это ни парадоксально звучит, нет времени. И если ты решишь вернуться, то вернешься ровно в тот момент, из которого и ушел.

— То есть, вот прямо туда? — уточнил я. — В тот момент и в то же место?

— Да, — сказал он. — Ты ведь сам так выбрал.

— Отлично, — сказал я. — Как мне это сделать?

— Ты уверен, что действительно этого хочешь? — спросил он. — Учитывая обстоятельства твоего отбытия?

— Еще как хочу, — сказал я. Да, там, откуда я "отбыл" было полно врагов, но я собирался их всех убить, используя чувство морального превосходства, эффект внезапности и бейсбольную биту.

Но если этот тип не врет, а мне почему-то казалось, что он не врет, с этим можно не торопиться. Хотя и засиживаться, конечно, не стоит.

Словно прочитав мои мысли, этот хмырь наколдовал два удобнейших на вид кажоных кресла и превратил окружающий нас тоннель в уютную гостиную с коврами, охотничьими трофеями и полыхающим камином. На каминной полке красовалась моя фотография в камуфляже и с М-16 в руках.

Он сел в свое кресло и закинул ногу на ногу.

— А без этого вообще никак? — спросил я.

— Никак, — сказал он. — Садись.

Я сел. Кресло оказалось удобным не только на вид и ощущалось вполне реальным. Вот что настоящее колдунство делает.

— Прежде, чем ты уйдешь, я должен рассказать тебе об альтернативе, — сказал он.

— Сейчас я мог бы пошло пошутить, — сказал я. — Но не буду.

— Шути. Мне все равно.

— Тем более, не буду, — сказал я. — Если тебе надо что-то мне рассказать, то валяй, рассказывай, и давай закончим с этим поскорее.

— Зачем ты так рвешься обратно?

— Там друзья, — сказал я. — Враги. Там жизнь.

— Что есть жизнь, как не бесконечная череда страданий, в итоге которой ты все равно умираешь?

— Знакомая какая-то песня. Ты, часом, романов на польском не писал?

— Но ты ведь можешь не возвращаться туда, где пот, кровь, боль и смерть, — сказал он. — Ты можешь остаться здесь.

— А здесь что?

— Тишина, покой, — сказал он и обвел рукой сотворенную минутой ранее гостиную. — Все, что ты хочешь.

— Только оно все ненастоящее. Здесь только то, что живет у меня в голове.

— Разве не все мы живем в собственных головах?

— Знаешь, Гамлет, хоть я и не узнал тебя в этом прикиде, но ответ на твой извечный вопрос я для себя давно уже выбрал.

— И ты не хочешь воспользоваться уникальной возможностью познать себя?

— Я знаю о себе все, что мне надо.

— Но так ли это?

— Ты — демон рефлексии и самокопания?

— Нет. И если ты начинаешь думать, что я — лишь часть тебя, и извлекаю ответы из твоего разума, то ты ошибаешься.

— А как это проверить?

— Спроси меня о чем-нибудь, чего ты не знаешь.

— Ну и смысл? Если я этого не знаю, как я проверю ответ?

Он промолчал.

Признаться честно, в мозг уже закрадывалась мысль, что я лежу в коме и все это мне только чудится, и я разговариваю сам с собой, но жизненный опыт этой версии все-таки противоречил. Мне ведь, черт побери, размозжили голову боевым гномским молотом, какая тут кома?

И вот еще что интересно, я действительно слышал треск черепной коробки и хлюпанье ее содержимого, или придумал это уже потом?

— Ладно, — сказал я. В конце концов, я же ничего не теряю. — В чем смысл Системы?

— В том, чтобы сделать выбор и найти свое место в одном из миров.

— Не, я, видимо, неправильно сформулировал, — сказал я. — Это смысл для конкретного индивидуума, пытающегося в вашу чертову Систему встроиться. А если глобально? Зачем это вообще? Какие цели преследовали Архитекторы, когда все это придумали?

— Смысл существования Системы в ограничении развития цивилизаций, — сказал он, как ножом отрезал.

— Но зачем?

— Потому что на определенном этапе развития цивилизация становится опасна не только для себя, но и для окружающих, — сказал он.

— Звездные войны, вот это вот все? — спросил я.

— В том числе. Но зачастую действия эти не несут злого умысла, хотя и приводят к катастрофическим последствиям. Любопытство, научный интерес, попытки познать вселенную… А в итоге все заканчивается превращением звезд в сверхновые, расползанием черных дыр, нарушениями в пространственно-временном континууме, которые грозят целым галактикам.

— Неужели Земля подошла к этому пределу?

— Даже близко не подошла, — сказал он. — Но Система работает на опережение и приходит на все планеты, где есть разумная жизнь. Вне зависимости от стадии научно-технического прогресса, если аборигены выбрали именно этот путь.

— То есть, даже если бы мы жили в пещерах и проламывали головы мамонтам каменными топорами…

— Система бы все равно пришла, — сказал он. — Система подчиняется единым алгоритмам. На планете есть разумная жизнь, пусть даже в зачаточном состоянии? Туда приходит Система. В конце концов, что такое несколько тысяч, необходимых для роста цивилизации, лет с точки зрения Вселенной? Один миг.