Захар Петров - Муос: Чистилище

Саха тихо, но настойчиво спорил:

— А я цябе кажу, што пекла знаходзіцца вакол Муоса. Навакол гарыць агонь такі, што за сто крокаў не падойдзеш. А Мінск з Муосам плаваюць па гэтым агні, як скварка на патэльне. І вось, гэтае кола вогненнае кожны дзень змыкаецца, скварка растае, і аднойчы яе не стане зусім. [17] А я тебе говорю, что ад находится вокруг Муоса. Вокруг горит огонь такой, что за сто шагов не подойдёшь. А Минск с Муосом плавают по этому огню, как шкварка на сковородке. И вот, это кольцо огненное каждый день смыкается, шкварка тает, и однажды её не станет совсем. (бел.)

— Да нет вокруг никакого огня, — не выдержав, вмешалась в разговор Вера.

— Я цябе казаў? — торжествующе заулыбался Паха. — Камандзір, скажы, я ж правы: пекла пад намі з возерам вогненым і з чэрцямі.

— Насчёт чертей — не ручаюсь. Вернее, точно — их там нет. А вот озеро огненное… И да, и нет.

Оба брата насупили лбы, что, видимо, означало готовность к напряжённому мыслительному процессу, они уставились на Веру, молчаливо требуя дальнейших объяснений. Не было сомнений, что они примут за абсолютную истину всё, что бы им сейчас не поведала Вера, и от этого она пришла в некоторое замешательство. Как им объяснить хотя бы толику того, что она знала сама? Кое-что вспомнив, она подхватила печёную картофелину из своего запаса. Не такая круглая, как хотелось бы, но всё-таки. И так же, как когда-то давно Вячеслав Максимович на первом занятии по вневедению, она принялась объяснять:

— Представьте оба, что эта картофелина начала быстро расти: она выросла больше этого помещения, больше Муоса, больше… Короче, она выросла такой большой, что толщина её кожуры стала тысячи тысяч рельсов… Вы же оба в кузне работали, а значит, видели раскалённое железо. Так вот, представьте, что под кожурой этой огромной картофелины не то, что мы едим, а раскалённая масса, такая, как у кузнеца на наковальне, только жидкая и ещё более горячая. А маленькая точечка в самой верхней части кожуры этой картофелины — это Муос. А вся картофелина — эта планета Земля, на которой может быть много таких Муосов. Но как ни тонка кажется эта кожура, она никогда не проломится под тяжестью Муоса — всего лишь незаметной червоточинки в её толще…

Сморщенные лбы Сахи и Пахи свидетельствовали о тех неимоверных усилиях, которые они прилагали, чтобы понять то, во что они сходу верили. Они смешно попеременно кивали, изображая понимание, отчего их головы циклично двигались, как два клапана в насосе.

Вера никогда ни с кем не делилась своими знаниями, и это оказалось не менее интересно, чем их получать. Она заново переживала уже со своими случайными слушателями радость познания мира. Она по своей воле говорила без перестану час или больше, чего раньше с нею не случалось. Потому что, рассказав по земную кору и магму, нельзя было не рассказать про горы, землетрясения и вулканы. Сообщив про размеры Земли, нельзя было не упомянуть про материки, океаны, полярные льды и жаркие пустыни. И было много других вещей, без которых краткая лекция по естествознанию не была бы полной. Вера чувствовала, что ей неожиданно легко удаётся подобрать верные слова и нужные сравнения, чтобы вложить в привыкшие примитивно мыслить мозги своих случайных слушателей понятия о вещах далёких и необъятных. А головы-клапаны Сахи и Пахи всё это время беспрерывно дёргались, и они, кажется, за всё время ни разу не моргнули.

Братья оказались не единственными слушателями Веры. Начало их разговора с Верой услышали сидевшие рядом республиканцы, одуревавшие от своих мрачных разговоров и мыслей. И им, конечно, хотелось узнать версию возможности скорого конца света от второго по значимости офицера в их засаде. Но постепенно они увлеклись тем, что рассказывала офицер спецназа, оказавшаяся неожиданно хорошим рассказчиком. Её объяснения, не совсем понятные, но звучащие убедительно, действовали успокаивающе. И вот, крестьянин-ополченец, который ещё совсем недавно безмолвно раскачивался, терзаясь смутными предчувствиями, вдруг встрял в разговор, решив «блеснуть» толикой знаний:

— Точно! Мой дед лётчиком был, так он рассказывал…

— Да замолчи ты… — раздражённо прервал его кто-то из армейцев, тоже внимательно слушавший Веру.

Вера боялась, что в Ментопитомник ведёт ещё один замаскированный ход, известный только диггерам. И что в какой-то момент как из-под земли появятся враги. И их всех до того, как они успеют стать в строй, прирежут, как свиней на ферме. В действительности всё оказалось проще.

В дверь громко постучали. Дозорный-армеец, стоявший у двери, чуть не уронил оружие и испуганно спросил:

— Кто?

Приглушенный толщиной бронированной двери голос ответил:

— Антончик.

Дозорный ещё раз переспросил:

— Кто?

А Вера уже кричала:

— К бою!

Армейцы и убры быстро выстроились в боевой порядок, попутно взводя арбалеты. Перепуганные ополченцы, бестолково толкая друг друга, стали занимать свои позиции. Вера так и думала: сколько не тренируй крестьян, в момент угрозы они будут вести себя именно так. За дверью больше не было слышно ни звука. Вера и Командир обошли строй, они старались не обращать внимания на трясущиеся колени ополченцев и пот, проступивший на их лбах. Чтобы как-то их успокоить, Вера почти по-матерински, как малым несмышленым детям, объясняла, проводя последний инструктаж:

— Там — люди! Всего лишь голые люди. А людей можно убить. Просто прицелиться — и убить. Всё очень просто: стрела из арбалета летит во врага, и он падает. А если враг упал, значит, он не причинит тебе зла. Потом мы соберём трупы мёртвых врагов и пойдём домой. Всё очень просто: только прицелиться, нажать спуск — и всё будет хорошо.

С удивлением Командир заметил, что эти незатейливые слова действуют успокаивающе на ополченцев. Некоторые из них кивали в ответ словам Стрелки, показывая, что они понимают, о чём она говорит, и соглашаются с её словами. Теперь они более осмысленно прижимали арбалеты к плечам, ловя в прицел дверь. Фойер готовил свои приспособления, кто-то из армейцев разжигал дополнительные факела, отчего в помещении стало светло, как никогда. Вера продолжала объяснять в том же ласковом тоне, обращаясь главным образом к ополченцам:

— Теперь я пойду и открою дверь. А вы, как услышите команду, — сразу стреляйте. Только без команды не надо — хорошо? А когда услышите команду «огонь» — сразу стреляйте. Хорошо?

Несколько голосов ответило: «да», «хорошо». Вера удовлетворённо кивнула и с нарочитым спокойствием пошла к двери. Ни одной из сторон не было выгодно открыть огонь сейчас, пока диггеры не войдут в помещение: раз диггеры стучат в дверь, значит у них нет другой возможности попасть в Ментопитомник, а значит и забрать детей. И всё же ни в чём нельзя было быть уверенным: возможно через секунду арбалетная стрела пробьёт ей череп или диггерский секач вскроет живот. Но этого не произошло: с усилием отворив тяжёлую дверь, Вера увидела стоящего у входа Антончика. За ним, в предподвальном тамбуре стояли диггеры. Лицо Антончика ничего не выражало. Он как-то вяло констатировал: