Дмитрий Коробкин - Мастер третьего ранга

— Ой, Марья, — наигранно удивился Иван, и заулыбался.

— Что значит, ой? Бабник. — Марья потянулась и принялась его целовать. — Когда подмастерье твой приехал, да еще и один, я даже испугалась, — говорила она, стирая пальчиком, помаду с губ Ивана. — Кстати, вовремя я подоспела. Травница хозяйская хороша, конечно, приостановила кровотечение, но вот зашить бы не смогла. Мужику повезло, все органы целы. Так что жить будет, если не помрет.

— Повезло ему, что пес спас. То, что его хотело сцапать, от него мокрого места не оставило бы. Тут вообще странное дело, я знать не знаю, что это. Ты ведьмочка, что по этому поводу можешь сказать? Что чувствуешь? — обнимая ее, спросил Иван.

— Жутко мне здесь. Очень плохое место. А из поля, такой жутью веет, что у меня мурашки по коже стройным маршем идут. Вань, там произошло, что-то страшное. И теперь след этого, отравляет все вокруг. — Она посмотрела Ивану в глаза. — Может, согреешь? Я видела здесь неподалеку, шикарный сеновал.

Иван приник к ее губам. Они наслаждались поцелуем долго, но, почувствовав, свое и ее перевозбуждение он отстранился.

— Я бы с большим удовольствием. Но! Сеновал занят. И скоро мы выдвигаемся на охоту. Жду вот как раз своего ученика.

— А где он? — спросила Марья, но догадавшись, заулыбалась. — Так вот кто, сеновал занял? Идет по стопам учителя? Вы мастера неисправимы.

Так в обнимку, они стояли и общались, на краю подворья, пока солнце не стало клониться к закату.

С сеновала отряхиваясь и выбирая травинки из волос, гордо вышагнул Юра. Но наткнувшись на глумливый взгляд лекарки, тут же опустил плечи и зарделся. Неуверенной походкой он направлялся к Ивану и Марье, когда с сеновала выглянуло, симпатичное, курносое личико, няньки. Приведя сарафан в порядок, она мышкой шмыгнула по направлению к дому.

— Ну, кобели, удачной охоты! — съязвила Марья, от чего Юру, от стесненья едва не скрутило в узел. — Пойду, погляжу, как там раненый.

— Погоди. Я проведу. Как раз к хозяину загляну. Узнаю, готово ли все что я просил, — и обратился к подмастерью: — Иди, выпускай Фому. Пора.

Готово было все. И чудо пушка, которую хвалил Валентин, и здоровенный, издохший хряк, которого как раз собирались закапывать, но мастер решил использовать его как приманку.

Кабанью тушу насадили, словно на вертел, на крепкую, железную балку, к концам которой прикрепили цепи. А многоствольник, установили на одновременный выстрел из всех стволов, и прикрепили к станине.

Пока тварь отвлекали в другом месте, Иван сомкнул концы цепи на сосне, растущей у границы поля. С подмастерьем они подкатили свиную тушу к краю поля, и стали устанавливать увесистую пушку за кустом, прицелом ровно над тушей. К курку привязали крепкую нить, и протянули туда же за сосну.

Самое время было устроить военный совет.

— Так, дед, как только дам команду, морозь тварь, как только можешь.

— Сильно не смогу, все ж не полнолуние, слабый я, — скрипел, едва видимый дух, — но шандарахну на всю катушку.

— Юра, после сигнала, говоришь «раз», и только после этого дергаешь за нитку. Все. По местам!

Дед, невидимым, занял место у многоствола, Юра с ниткой в руках, засел за сосну, а Иван стал взбираться на стоящую рядом.

Фома, ухая сидел, на чахлом деревце около туши, но так, чтобы его не задело пулями и крупной картечью, которыми вперемешку зарядили патроны.

Взобравшись повыше и умостившись на крепкой ветке, Иван громко свистнул, чтобы мужики, что били длинными палками, по окраине поля, все бросали и дули на подворье.

Отдаленный шум стих. Слышен был лишь шелест холодного ветра, путающегося в длинных иголках сосен. Зарево заката тускнело. Светлое покрывало, стягивало с неба вслед за зашедшим солнцем. Ветер, осыпая зерна, качал перезревшие колоски.

Мастер настроился. Он сосредоточенно пытался, сделать то, что получалось редко у него, но с легкостью выходило у твердого второго ранга. Войдя в состояние иного взгляда, Иван силился сообщиться со зрением совы.

Ничего не получалось, он начинал злиться, а когда вдруг увидел все с другого ракурса, в иных цветах и оттенках, то чуть не свалился от неожиданности с сосны. Тут же стало скашивать глаза, словно у сильно пьяного, заломило виски, но охотник пытался не потерять нить связи с Фомой.

С трудом удерживая связь, он переключился на собственное зрение и стал бросать на край поля, заранее приготовленные камешки. Иван предполагал, что у твари либо хороший слух, либо она чувствует вибрации, и, по его мнению, должна была принять шлепки камней за шаги.

Заканчивались камни, затек зад, нестерпимо ломило виски, хорошо стемнело, из-за горизонта показалась надкушенная, опоясанная диском луна. Иван решил, что задумка провалилась, и только собрался разрывать связь с филином, как у границы поля, где лежала туша, вспучилась земля.

Он бросил камешек поближе к туше, и сразу же переключился на зрение Фомы. Филин повернул голову в нужный ракурс, и его большие глазища, застыли в нужном положении.

Из земли выметнулась когтистая лапа, и, вцепившись в тушу, дернула на себя. Рывок был такой силы, что цепь, загудела и покачнулась сосна, но продетая сквозь тушу балка выдержала. Тварь подергала еще, но тщетно, и тогда перед приманкой стал вырастать холм земли.

Когда земля ссыпалась с тела, нависшего над приманкой чудища, Иван, который думал, что повидал на свете многое, и ничто его не удивит, забыл дышать, и от страха вцепился ногтями в ствол сосны.

Пора было подать команду, но он так и застыл, не в силах вымолвить не слова.

Зрение филина позволяло видеть, почти как днем, и он рассмотрел весь этот ужас в деталях.

Чудовище вытянулось метра на два из земли, при этом ноги его так и не показались. Продолжение его тела, просто уходило в землю.

Венчала тело, округлая как пистолетная пуля, состоящая из сплошного костяного нароста, без намека на глаза голова. Она была посажена на массивной шее, переходящей в узкие плечи, из которых торчали тощие, длинные руки, заканчивающиеся, лопатообразными ладонями, от которых ответвлялись длинные отростки когтей.

Торс монстра походил на человеческий, да и объемом был примерно таким — же. Спереди было некое подобие грудей, и ярко выраженные, бедра.

Короче, над приманкой нависало, нечто, что можно было назвать, земляной русалкой, но в отличие от водных дев, это чудище целиком было в костяной броне, из больших ороговелых чешуек, что сливались в единый, подвижный панцирь.

Не успел Иван опомниться от потрясения, как чешуйки на животе твари раздвинулись, оттуда показалась рука, после другая, а затем вылезло уменьшенное подобие этого чудища.

Чудовище стало издавать звуки, напоминающие громкое, кошачье урчание и поглаживать лапой голову своей уменьшенной копии. Затем острым когтем отделило кусок мяса от туши, нанизало на другой коготь, и поднесло к животу.