Сергей Лукьяненко - Три дня Индиго [СИ]

Странное ощущение.

Словно сон.

Продолжающийся лунный сон: скафандр, который не скафандр, чужая ночь, которая не походила на ночь, равнина, которая кажется склоном, шар Земли в небе, бриллианты звёзд и цветная полоса кольца…

Дыхание Миланы, которое я отчётливо слышу.

Невесомая шпага в руке.

Милана остановилась, сделав несколько маленьких шагов. Повернулась, удерживая равновесие, её болтало во все стороны. Отсалютовала мне шпагой:

— Приветствую, господин Сирано!

— Фантастика… — тормозя рядом с ней, сказал я. Меня почти завалило на поверхность, когда обе ноги оказались зафиксированы на камне. Но штанины костюма затвердели и мягко толкнули меня обратно.

— Без этих скафандров мы бы так не резвились, — сказала Милана.

— Ага. Всё делают за нас, — согласился я.

Мы обернулись и посмотрели на корабль, из которого вышли.

Честно говоря, ничего примечательного — кроме размера.

Совершенно правильной формы купол, диаметром метров сто. Серо-голубая поверхность прекрасно выделялась среди камней.

— Его должно быть видно с Земли, — сказала Милана. — В любой бинокль.

— Значит, маскировка, — решил я, разглядывая корабль. — Полусфера. Без затей.

— Или шар, — поправила Милана. — Или вообще не пойми чего, а наружу высунут купол.

Я кивнул.

Да, верно. Правило Миланы «смотри на то, чего не видно» работало и здесь.

— Мы даже не узнаем, где находились на Селене, — вздохнул я. — Жаль. Нельзя будет ткнуть с Земли пальцем в небо…

— Тебе не кажется, что всё это удивительно нелепо? — спросила Милана. — Рядом с нами межзвёздный корабль, а мы должны оборонять его двумя шпагами!

— Мне кажется, это в первую очередь красиво, — ответил я. — А, всё что красиво, — правильно.

Милана обняла меня, прижалась шлемом к шлему. Сказала:

— Вот за это ты мне и нравишься.

Мы на миг замолчали. Наша лунная ночь ещё длилась, но скоро она закончится.

— Где враги? — спросила Милана.

На стекле вновь появилась карта. Теперь на ней были и мы — две зелёные точки.

— Приближаются, — глядя на четыре красных отметки, сказал я. — Пошли к белому значку? Он же здесь не зря отмечен.

— Место для схватки? — предположила Милана. — Пошли.

Я уже начал ориентироваться в масштабе карты, хотя никакой шкалы там не видел. До белой точки было метров сто пятьдесят, до движущихся к нам врагов — не меньше километра. И перемещались они явно медленнее, чем мы.

— Жаль, что здесь всё так плоско, — сказал я, когда мы зашагали к белой точке. — Было бы хорошо спрятаться.

— Спрячемся, — сказала Милана, махнув рукой. — Смотри!

Я остановился, глядя вперёд. Там стояло что-то, явно не имеющее отношения к Луне. Какая-то нелепая конструкция из металла, метра три высотой, на раскоряченных опорах… настолько чужеродная, что взгляд не сразу её фиксировал.

— Какая-то техника Инсека? — предположил я.

— Максим… Это же американский корабль. «Аполлон»!

— «Орёл», — машинально поправил я. — «Аполлон» — это ракета-носитель.

Да, это был древний лунный модуль. Тот самый, на котором люди впервые прилетели на Луну. Точнее, его посадочная часть, навсегда оставшаяся на Луне. Как же американцы обижались на Инсеков, разрушивших Луну, что они не сохранили это уникальное место, памятник истории и науки, что его больше не видно ни в какие телескопы…

Оказывается, памятник истории в целости и сохранности.

Просто точка посадки попала под маскировку корабля.

— Значит, они всё-таки тут были, — сказала Милана. — А то всякие слухи ходили…

— Теперь мы знаем, где находимся, — заметил я. — Это Море Спокойствия. Мы на самом краю конуса Селены, до обрыва всего-то километров тридцать…

— А ещё мы знаем, где будем ждать гостей, — сказала Милана. — Пошли, тут далеко видно.

И мы рванулись к посадочному модулю «Орла».

Чем ближе, тем понятнее становилась его конструкция. Господи, как на нём вообще люди летали! Металлические трубки, баки, обмотанная вокруг всех этих деталей рваная фольга — когда-то серебристая и золотистая, но сейчас почти везде выгоревшая до ровного серого цвета.

И тут был не только посадочный модуль. Валялась какая-то тонкая длинная палка с ленточками-лохмотьями на конце… упавший флаг? Какие-то небольшие контейнеры…

— Они тут аппаратуру оставили, — предположил я. — Может, заберём потом?

«Потом» было очень самонадеянным словом. Да и что нам делать со старыми американскими приборами?

Но мне хотелось загадать что-то «на потом».

— Знаешь, я вспомнила, — сказала Милана. — Они ещё оставили свои подгузники на Луне. Так что не будем рыться, ладно?

— И о подгузниках говорить не станем, — попросил я. — Надо было спросить Инсека о туалете…

Мы остановились у хрупкой конструкции. Я потрогал металл рукой — и даже сквозь странный материал костюма ощутил короткое дыхание холода. Потом перчатка потеплела.

— Главное, чтобы у нас было «потом», — добавила Милана.

Мы переглянулись и, не сговариваясь, кивнули друг другу.

— Будет, — сказал я.

Посадочный модуль был достаточно тяжёлым, чтобы даже при слабом тяготении Селены оставаться устойчивым.

Мы запрыгнули на опоры и встали так, чтобы корпус прикрывал нас от приближающихся врагов. Модуль представлял из себя решётчатую конструкцию высотой метра в три и диаметром метра четыре, внутри которой располагались баки и какие-то приборы. Он стоял на четырёх металлических опорах, довольно хрупких с виду. Всё это было замотано в фольгу, почти рассыпавшуюся от времени и свисающую лентами и лоскутами. Мы оказались в тени, и увидеть нас со стороны, наверное, было бы крайне трудно.

А ещё тут имелась видеокамера на штанге с помутневшим стеклом объектива, причудливый манипулятор с ковшом на конце, застывший в выкопанной в грунте ямке, какие-то антенны, торчащие вверх кабели с разъёмами на концах…

Странно, я почему-то думал, что вся земная техника, когда-то долетевшая до Луны, находится здесь в неприкосновенности, будто законсервированная. Тут ведь нет воздуха, нет ветра, дождя или снега…

Но тут было солнце. Нет, не так. Солнце! Сейчас на Селене царила ночь, но днём, наверное, металл раскалялся. Потом резко начинал остывать. И так — семьдесят лет подряд…

Я всмотрелся в проглядывающую сквозь рваную фольгу теплозащиты поверхность бака. По нему тянулась тонкая, змеящаяся трещина.

Ничто не вечно.

Я смотрел на Милану и думал, что в этом изначально есть какая-то жуткая несправедливость. Мы мыслим, мы понимаем, что живём в невероятно огромной, по нашим масштабам — вечной Вселенной. Пытаемся её понять. Пытаемся дотянуться до соседних планет… ну ладно, пытались. Строим какие-то планы, уходящие вперёд далеко за пределы нашего срока жизни. Наша планета, пылинка по космическим меркам, и та существует миллиарды лет.