Андрей Круз - Я! Еду! Домой!

Пошел на вторую ходку. Уже не так нервно, но все же опасливо. И когда направился к дому, чтобы возле стены протиснуться по цементной отмостке за живую изгородь, входная дверь распахнулась. Канистра с глухим стуком (не пустая) упала на бетон, а я сделал шаг назад и вскинул автомат. И онемел.

Ожидал я чего угодно, но не такого. Прямо передо мной стояла высокая худенькая блондинка с голым загорелым животом и колечком в пупке, в широких, складками падающих на землю джинсах, в вязаной шапке на не слишком густых белых волосах, которые при этом умудрялись отдельными прядями падать на глаза. В открытом вороте на худых ключицах лежит какой-то эзотерический символ на черном шнурке. Шея длинная, тонкая, как и все у нее, лицо очень узкое, с маленьким ртом, курносое, довольно симпатичное, на котором из-за загара противоестественно ярко выделялись светло-голубые большие глаза под тонкими редкими бровями. Ну и пирсинг везде, где только можно. И на губе, и в носу, и в одной брови, и в ушах.

— Здравствуйте. — сказала девушка с заметным совсем не американским акцентом. — Я Хендрике. Можно звать Дрика. Я недавно приехала из Голландии, из Амстердама.

В опущенной тонкой руке, перемотанной на запястье многочисленными ремешками и шнурочками, висел яркой расцветки рюкзак. Мало того, к нему был прикреплен деревянный этюдник и папка для листов. С ума сойти.

Она откинула падающие на глаза пряди очень узкой кистью с тонкими, скорее даже тощими пальцами, унизанными многочисленными мексиканскими серебряными кольцами, уставилась своими светлыми глазами прямо в мои. Пыталась уставиться, потому что максимум, что она могла увидеть, это свое искаженное изображение в черных очках.

— Привет. — ответил я, опуская карабин. — Я — Андрей. Андре, если проще. Ты здесь живешь?

Я показал стволом винтовки на дом, из которого она вышла.

— Три дня жила. — она подняла руку и показала три пальца. — Дом не мой, а подруги моей матери. Она тоже из Голландии, но переехала сюда. Я приехала к ней в гости четыре дня назад. Три дня назад она уехала на машине в супермаркет и не вернулась. Я даже хотела улететь обратно, звонила в аэропорт, но рейсы отменили. Я никого здесь не знаю, мне некуда идти, и я сидела дома. Вчера кончилась еда. Вокруг дома бродили мертвые. Один черный, вон тот, несколько раз бился в окно, заметив меня, и я боялась, что он прорвется внутрь.

— А еще живые люди на улице есть?

— Я никого не видела. — вздохнула она. — Я хотела убежать, слышала по телевидению, что в городе есть военные. Но я не знаю адресов и карты у меня нет. Все же пошла, но вон там… — она показала на второй дом от перекрестка. — … там стоял какой-то мертвый, он погнался за мной и был очень быстрым. Я еле убежала, заперлась в доме, и он долго стоял на дорожке, потом ушел. Вы мне поможете?

Так вкратце она изложила мне незамысловатую, но если вдуматься, то очень трагическую историю. Ладно, я хоть год здесь прожил, все и вся уже знаю, не пропаду. А вот этот ребенок? Приехала, а ее в первый день бросили одну — и все. Куда идти? Что делать? Помирать с голоду?

Понятно, это она за мной все время подглядывала, не решалась выйти. А как тут решишься? Молоденькая, довольно хорошенькая, тем более тут местные красотой вообще не избалованы, никого не знает. И что делать ей? Сутки поголодала, а потом решилась. Ни в чем не виню, все понимаю. Сидела бы и дальше — стало бы только хуже.

Ладно, что с ней еще делать? Будем считать ее знаком судьбы. По-крайней мере, она тоже приезжая, и тоже хочет на тот континент.

— Вы мне поможете? — уже со страхом повторила она.

Я спохватился, отвлекся от своих мыслей, кивнул.

— Конечно. Но есть вопросы. Стрелять умеешь?

— Неа… — мотнула она головой, так что светлые волосы хлестнули ее по щекам.

— Машину водить?

— Ага.

Теперь вертикальный кивок, пряди попали в глаза. Как она к этому привыкла? С ума ведь сойти можно, если что-то в глаза лезет.

— Уже лучше. Что еще умеешь?

— Рисовать. Я изучаю искусство.

Полезный навык, ничего не скажешь. Но вызывает уважение, если она не "черные квадраты" рисует. Совпадение или нет, но я тоже рисую. И всегда рисовал. Только вот в последние годы подзабросил, к стыду своему. В бизнес ушел.

— Голодная?

— Очень.

Опять вертикальный кивок и я заранее прищурился, ожидая, когда волосы хлестнут ее по глазам. Так и получилось, но вот она и не поморщилась.

— В общем так. — решил я. — Бросай рюкзачок в кабину и держись рядом со мной. Даже на шаг не отходи. Понятно? Ты совсем стрелять не умеешь?

— Совсем не умею. — ответила Дрика. — Но умею держаться близко. Как близко?

— Сама поймешь, только на линии огня не оказывайся. Рюкзак в машину, короче, и пошли к бассейну.

Она подбежала к «тойоте», распахнула дверь с выбитым стеклом и бросила свои вещи на заднее сидение. А затем я ее тут же поиспользовал, обнаружив как удобно иметь второго человека в команде. Она топила канистру в бассейне, наливая в нее воду, а я прикрывал ее с карабином. Тащил воду я сам, но пока устанавливал канистру в кабине, она оглядывалась вокруг. У меня появились еще одни глаза.

Из-под колес пикапа летела клубами пыль, мы уже приближались к нашему лагерю. Доехали без происшествий, хоть и насмотрелись всякого. Доливал радиатор я дважды, второй раз сугубо из перестраховки, литра два всего воды удалось залить. Дрика легко и быстро вошла в роль наблюдателя, просто открывая дверь, поднимаясь на ее порожке и крутя головой во все стороны. И даже оправдала свое присутствие — во время первой остановки вовремя обнаружила мертвую собаку, довольно резво бежавшую к нам, и я застрелил ее из ружья, еще и его испытав до кучи.

Еще я всю дорогу я с сомнением поглядывал то на ее правое плечо, то на тонкие руки. Не под приклад оружия такая комплекция придумана. Господь таких девчонок для других целей проектировал. Каких? Да вот хотя бы с этюдником ходить. Или танцевать в авангардном балете (с чего это вдруг мысль об авангардном балете в голову пришла?). Но точно не для войны.

Тщедушной она не была, скорее просто очень тонкокостной и гибкой, и на мысли об амазонках она не наводила. Хорошая такая девочка с чистыми глазами и в смешной шапке, из хорошей семьи и выросшая в хорошем, политкорректном окружении. Училась искусству в хорошем университете, приехала сюда этюды писать, красные скалы над желтыми песками, и тут на тебе.

Но оставлять ее безоружной не годится, потому как я понятия не имею, что с ней еще можно делать, кроме как оставить рядом с собой. Не ехать же искать обещанные спасательные центры? На базе морской пехоты вроде должен быть один, но что-то не очень вдохновляет меня эта идея. В общем, надо что-то придумать, но это уже когда доедем. Сяду разбирать трофеи, и все пойму. Да и морду бы сперва починить надо. По крайней мере — повязку сменить. Не допрыгаться бы до заражения, инфекция в ране на лице — нет хуже гадости. Можно и помереть.