Ник Львовский - Заметки путевого Обходчика

Хорошо, что с деньгами проблем не возникло. В районе Добрынинской, где я вынырнул из своего хода, у меня тоже тайничок имелся. Рюкзачок, пистолетик, патрончики, фонарик, ну и всякая дребень. Автомат, отнятый у быка, я тоже выбрасывать не стал. Если что, Абакан мне самый лучший помощник.

Выпотрошив тайник, огляделся по сторонам, словно выбирая направление. И меня вдруг осенило. Я вспомнил тех замечательных людей, ехавших на помощь савельевцам. «Уж они то мне помогут. Тем более, что у севастопольцев, как я слышал, такого добра навалом» – обрадовано подумал я. Хоть в чем-то наметился прогресс, и мое настроение с отметки минус бесконечность поднялось до уровня пятьдесят на пятьдесят.

Грунтовые воды, слишком близко подошедшие к тоннелям метро, и мутанты, облюбовавшие все, что только можно было использовать под жилье – отбирали малейшую возможность обойти столь опасный маршрут. Кстати, опасный – это еще слишком мягко сказано. Нахимовский проспект, Нагатинская, а главное Нагорная, по слухам, будто сошедшая с картины Иеронима Босха когда-то столь наглядно продемонстрировавшей миру все «прелести» ада, похоронили слишком многих, дерзнувших туда заявиться. Причем те, кто все же решались на столь страшное путешествие, никогда не ходили туда в одиночку. Вооруженная до зубов тройка – вот тот негласный минимум, который при самых благоприятных раскладах, мог преодолеть эту дорогу смерти. И то, чаще всего не в полном составе.

Я же был один одинешенек. Хотя нет. Подле меня все же присутствовал один спутник. Вернее присутствовала. Злость. Эта девица теперь безотлучно, денно и нощно, находилась при мне. Я даже научился с ней разговаривать. Утоляя ее жажду крови, обильно насыщая эту госпожу планами будущей мести. Как – было делом второстепенным. Пока что это не имело ровным счетом никакого значения. Зато я очень хорошо, до боли в кишках, запомнил тех, кто попадет под раздачу, с радостью вручив расстрельный список той, которая знала, очень хорошо знала, как его правильнее всего использовать.

Отдаляясь от Тульской, я еще какое-то время ощущал на своей спине удивленные взгляды парочки охранников, засевшей за мешками с песком. Они наверняка сочли меня сумасшедшим. Ведь, по их мнению, только человек начисто лишенный мозгов мог в одиночку отважиться на подобное. Мужики уже мысленно попрощались со мной, пробуя угадать, словно число в рулетке, до какой именно станции мне удастся добраться. Где конкретно упокоятся мои жалкие останки. Отговаривать они меня, кстати, тоже не пытались, привыкнув, видать, к таким вот чудачествам случайных прохожих.

И вот, как-то незаметно подле меня нарисовалась еще одна спутница. Она сразу, со старта, надерзила злости, отталкивая ту подальше, вознамерившись подмять под себя всего меня.

Паника. Нагоняющая липкий, противный страх. Ускоряющая сердцебиение до такой частоты, что эти гулкие удары громоподобным эхом отдавали в ушах. Командующая неисчислимым войском нервных клеток, пробившихся в данный момент на поверхность моей кожи, и покрывших ее гусиной кожей.

Хорошо, что злость тоже не отступила, соревнуясь с паникой за право владения. Потому как мне очень захотелось повернуть назад. А так я лишь крепче, до боли в костяшках пальцев, сжал автомат, и решительно зашагал дальше.

Первой в списке на пути моего следования числилась Нагатинская. Не самая страшная, но весьма коварная станция. Дело в том, что, несмотря на свою кажущуюся запущенность, она всегда, весьма надежно укрывала в своих потаенных уголках тех, кто желал этого. Искал подобного приюта столь страстно, что его даже не страшила близость Нагорной. Чаще всего это были такие личности, в сравнении с которыми мои знакомые с Китай-города показались бы всего лишь слегка непутевыми парнишками, случайно сбившимися с истинного пути. Но попадались и влюбленные парочки, страстно желающие полного уединения. Эти были сродни безобидным психам, одурманенные любовным фимиамом настолько, что им все было ни по чем. И довершали здешний колорит бродяги. Отвергнутые по той или иной причине всеми – именно они стали постоянными жителями таких вот заброшенных пристанищ.

Заходить на станцию я не собирался. Еще издалека завидев отблески костра, выключил фонарь и снял автомат с предохранителя. Крадучись по путям, почти вжавшись в стену, понадеялся, что может и пронесет.

По мере приближения, я вообще постарался превратиться в бестелесную тень, скрупулезно выверяя каждый свой шаг. Отсюда из темноты, очерченное огнем пространство просматривалось очень хорошо. И те четверо, «разбросавшие» вокруг себя огромные, причудливые тени, и вальяжно развалившиеся у костра, совсем не напоминали усталых путников. Они скорее походили на шайку головорезов, обсуждавшую свое очередное дело. Видать тут бандиты были одни, потому что вели себя вольготно и без малейшей настороженности. Будто в подтверждение этому одни из «заседателей» запрокинул голову и громко, заливисто захохотал. Ему вдогонку заржали и остальные. Я же решил воспользоваться дарованным мне моментом и максимально допустимо ускорился.

Тишина наступила столь неожиданно, столь резко хлестнула меня по ушам, что я не успел среагировать. Шуршание гравия под ногами выдавало с головой. Напряжение, витавшее в воздухе, лопнуло, как чрезмерно натянутая струна. Но, как ни странно, это же и принесло мне некое облегчение, сбросив с меня некие невидимые оковы. Я понял, что останавливаться уже не имеет смысла, и продолжил свой незримый бег. Свет сразу нескольких фонарей полоснул, врезаясь во тьму, словно острый нож в масло. Четко очерченные круги заплясали в том месте, где я был секунду назад. А до меня донеслось хорошо различимое щелканье затворов.

Я решил не дожидаться, пока меня высветят и пристрелят, как зайца, застрявшего в световом тоннеле автомобильных фар. Притормозил и с разворота, не целясь, полоснул в сторону преследователей, расстреляв в один присест пол магазина. – Мляяяя!!! Ногааа!!! – заорал один из бандитов. Остальные тут же залегли, начав беспорядочную пальбу. Засвистели пули, выбивая из гранита и гравия, кучу пыли. Я пригнулся, перескочив через рельсы и перебравшись поближе к перрону. Здесь была так называемая мертвая зона. То есть пули сюда могли попасть, разве что, срикошетив от стен.

По моим подсчетам примерно половина станции была уже позади. Я пожалел, что не могу включить фонарь, чтоб убедиться в этом. Пребывая и дальше в согбенном положении, надеялся, что вскоре спасительный тоннель поглотит, скроет меня от преследователей. В том, что они не побегут следом, я не сомневался. И Нагатинская мне теперь виделась, скорее как друг, как спасение.