Даниил Берг - Проект Каин. Адам

Ночью молния ударила в столб, и его верхний конец упал на ближайшую цистерну, ржавый бок которой не выдержал и треснул. Мутно-желтый поток похожей на гной жидкости вяло сочился через трещину и, стекая по железу, исчезал где-то в мокрой траве. Я, хотя и был в противогазе, невольно задержал дыхание — от того места, куда стекала жидкость, поднимался легкий парок.

Лейтенант сказал:

«Надо оттащить в стороны шпалы. Иначе…»

Я понял, что он имеет ввиду: жижа не могла спокойно перелиться за границу площадки, этому мешали три подгнивших бревна.

Лейтенант заметил нас с сержантом.

«А, это ты. Видишь, как оно вышло, не убрали вчера твои „орлы“ все деревяшки…»

Сержант ответил в духе того, что, мол, никому это не было надо, и вообще начался дождь.

Лейтенант кивнул и сказал что-то вроде:

«Давай, сержант, бери перчатки и оттаскивайте эту хрень в сторону, а я…».

Сержант прервал его:

«А с какого мы должны лезть в ваши дела? У вас тут вообще-то ЧП, надо бы сообщить».

«Сообщить мы не можем, гроза повредила телефонную линию, а атмосферные помехи еще слишком сильные, рации только трещат впустую. И вообще, ты меня не дослушал: первое, это был приказ, а второе — я вам помогу».

Не знаю, какой именно довод из двух повлиял на нашего старшину. Он поиграл желваками и приказал нам одеть перчатки. Когда мы были готовы, лейтенант повернулся к нам и сказал:

«Испарения не опасны, краткосрочный контакт с кожей тоже. Хотя неприятных ощущений на следующий день поимеете, уж поверьте, я знаю, так что лучше не снимайте перчаток».

У меня на языке вертелся вопрос, для чего же нужны перчатки, если это всего лишь ракетное топливо?

Двое курсантов, наш старшина, лейтенант, один местный солдат и я подошли к шпалам. Теперь я видел вязкий гнойный блеск жидкости, собиравшейся у основания шпал. Лейтенант вышел вперед, присел на корточки и указательным пальцем прикоснулся к тоненькому ручейку, который уже тек в сторону жилого комплекса.

«Эй, может не стоит…» — начал старшина, но лейтенант перебил его.

«Я же сказал, вещество не опасно».

Не знаю как остальным, но мне чуть полегчало: если уж мужик, работающий здесь, не боится лезть руками в эту гадость… В общем, вы меня понимаете.

Нехотя мы подошли к шпалам. Сердце бухало, казалось, где-то возле горла: что ни говори, а страшно было так, что яйца превратились в два маленьких мраморных шарика. Я посмотрел на одного из парней, тот стоял, обняв себя руками, и смотрел на лейтенанта, стряхивавшего в траву густые желтые капли.

«Так, таскать будем все вместе, главное, не мешайтесь друг другу», — голос лейтенанта звучал глухо из-за противогаза. «Ты и ты» — он указал на меня и стоявшего рядом со мной курсанта, — «возьметесь за дальний конец. Мы с сержантом — за ближний. Остальные — посередине, помогайте как можете. Всем все ясно?»

Неразборчивое бурчание в ответ. Я только кивнул, в горле пересохло.

«Пошли!» — лейтенант махнул рукой.

Мы с парнишкой — черт, не помню имени! — прошли вперед. Дошли до края лужи и я, признаюсь, задержался, боясь сделать первый шаг. Сомнение длилось не больше нескольких секунд, но оно было. Я вдруг отчетливо понял, что добром это не кончится. Паренек прошел мимо меня и первым ступил в едва видимую лужу жидкости. Я сожмурил глаза и напрягся, ожидая, что сейчас он заорет и запрыгает на месте, стараясь стряхнуть с себя сапоги. В голове всплыл образ сыщика-мульта из я таю, таю!.. фильма «Кто подставил кролика Роджера», когда пераого залили «рассолом». Мысленно плюнув и немного повеселев, я осторожно ступил в растекающуюся лужу. Наверное, слишком расслабился, признаю, но кто бы на моем месте поступил иначе?

(Человек на экране замолкает, о чем-то задумавшись. Слышен только треск огня. )

Первую шпалу оттащили легко, без всяких проблем. Нашим концом она лежала не на земле, а на двух других деревяшках, так что все было просто. Мы отнесли ее метра на полтора и бросили в траву так, чтобы она не могла помешать. Потом направились за второй.

(Человек снова прекращает говорить, молчание длится с минуту.)

Я хорошо помню этот момент, не знаю почему, но он врезался мне в память. Я вряд ли скажу вам, что ел вчера на ужин, иногда я забываю свое отчество, но те пятнадцать-двадцать секунд помню весьма отчетливо. Даже слишком.

Я нагибаюсь за второй шпалой, лежащей на земле. Жидкость еще не дотекла до нашего края, я отмечаю ее блеск краем глаза сантиметрах в десяти от того места, где касаюсь подгнившей древесины. Паренек встает с другой стороны бревна и пытается просунуть руки в резиновых перчатках под шпалу. Я вижу, что его рука беспомощно скользит, шпала слишком глубоко вошла в землю, ее не ухватить с той стороны. Паренек дрожит, стеклянные «глаза» противогаза запотели, он, похоже, почти ничего не видит. Я толкаю его в плечо и качаю головой, мол, так ничего не выйдет. Он смотрит на меня, кивает — вроде бы понял. Хватает торец шпалы и делает попытку расшатать ее, выдернуть, как выдергивают гнилой зуб. Я хочу помочь, поэтому переступаю с ноги на ногу, хватаюсь за бревно и резко дергаю его на себя.

Далее все происходит настолько быстро, что я едва осознаю это. Шпала издевательски легко выходит из земли, конец скользит по мокрой траве в мою сторону. С правой руки срывается перчатка, обнажая мертвенно-бледную потную руку — я с некоторым недоумением и любопытством отмечаю, как посинела кожа вокруг ногтей. Теряю равновесие и, чтобы не упасть, инстинктивно опираюсь руками о землю. Мгновение — и в мягкую ткань между средним и безымянным пальцам вонзаются чьи-то зубы.

(Человек на секунду умолкает. )

Я заорал так, что у меня заложило уши. Вскочил на ноги и увидел, что на моей руке висит какая-то черная извивающаяся веревка. Затряс рукой, пытаясь стряхнуть нечто, но оно только извивалось и продолжало кусать меня. Я, не переставая, вопил — в ушах зазвенело — и неожиданно понял, что на моей руке.

Обыкновенный уж.

(Небольшая пауза, человек перед костром передергивает плечами. )

Видит бог, я не вру. Меня укусил самый обыкновенный болотный уж … Да что там укусил, он намертво впился своими между пальцев и не думал разжимать свою маленькую гадкую пасть. Я прыгал на месте, ослепший и оглохший, не замечая никого и ничего вокруг — для меня существовала только сводящая с ума боль. Я бросил взгляд на вцепившуюся в меня тварь и всего лишь на короткое мгновение увидел ее глаза. Не знаю, может это и сломило меня… только я никогда не видел у змей абсолютно белых, как вареное яйцо, глаз. Эти зенки напугали меня больше, чем все остальное… Надо было что-то предпринять, поэтому я сделал лучшее, что мог — потерял сознание.

(Человек ворошит угли в костерке, взлетает сноп искр. )