Илья Щукин - Животные

Во время очередной игры Стенхэйд сказал:

— Дружок, тебе срочно нужна подруга.

Я ответил ему:

— Да, черт возьми, она мне нужна. — и вскрыл две пары.

Стенхэйд чертыхнулся и сбросил карты.

— У меня тоже две, но у тебя слишком тяжелые. — признался он.

— Мне просто повезло.

— Сколько там было на бочке?

— Оставь деньги себе. Ты будешь пиво?

— Возьми мне три.

— Ладно, возьму шесть.

Это случилось около полудня. Я спускался в бар, чтобы заказать пиво, и услышал разговор.

— Приехала, чтобы отдохнуть? — говорила Басолуза. — Нет, ты действительно чистая индианка! У нас тут тоже есть один каучуковый смельчак. Ручаюсь, когда он тебя увидит, твой отдых будет закончен!

Я спустился на последнюю ступень и ухватился за перила. Корнаг, этот веселый безобидный чудак, добродушно рассматривал блестящие металлические ключи. Басолуза увидела меня. Ее пасть засияла.

— А вот и он! — закричала она. — Взгляни-ка на него!

Рядом с ней я увидел низкую индианку, укутанную в замшевую накидку с индейским узором. У нее были угольные волосы и загорелое лицо. Я мысленно прострелил себе голову. Красота погубит этот мир. Индианка взглянула на меня и отвернулась.

— Ладно, я вас оставляю! Воркуйте тут!

Басолуза прошла к лестнице и стала подниматься, держа бутылку коньяка. Она подмигнула мне и сказала:

— Мы с Вараном обсуждаем вопрос по изучению глубинных недр.

Я не расслышал ее. Мне что-то серьезно присыпало голову. Я видел зеленые луга и обжитые вигвамы. Я видел раннюю весну, когда только зарождалась жизнь, и распускались первые цветы. О да, я видел красоту. Индианка окликнула Корнага. Когда он вышел из грез, она взяла у него ключ и прошуршала наверх, опуская лицо и кутаясь в накидку. Я приблизился к Корнагу.

— В каком она номере?

— Тридцать девятый, если угодно. Вы будете что-нибудь заказывать?

— Пиво. Шесть бутылок, пожалуйста.

Я расплатился и взял спиртное. Поднимаясь наверх, я чувствовал ее сладкий запах. В номере я открыл бутылку и одним глотком осушил ее наполовину. Я пытался затушить пожар, горевший внутри меня.

— Что случилось? — сказал Стенхэйд, раздавая карты.

— О чем ты говоришь?

— У тебя странный вид.

— Все хорошо. Играем.

Я выложил пять тысяч.

— Ты сам не свой, Дакота. Поспорил придурком за стойкой?

— Раздавай, Стен. Не терпится увидеть сдачу.

Мы взяли карты.

— Я не меняю. — предупредил Стенхэйд. — Ты слышал?

У меня была слабая пара, но я сказал:

— Вскрываемся.

— Ты не меняешь?

— Раскрываемся прямо сейчас.

И мы раскрылись. У Стенхэйда оказался тройник. Я показал ему пару, и тогда он переспросил:

— Что случилось, Дакота?

— Мне крупно повезло, — выговорил я. — Деньги оставь себе.

Вторым глотком я досушил бутылку.

В коридоре, находясь у распахнутого окна, я долго и глубоко дышал. Я смотрел на пустыню, чтобы хоть как-нибудь освежиться после дурмана, ударившего мне в голову. Передохнув, я собрался силами и нашел свою дверь, погладив золотистый номерок "39". Я постучался громко, напружинив здоровое плечо. Индианка почти сразу открыла дверь, она будто чувствовала, что я приду. Ручаюсь, если бы она не хотела меня видеть, она бы не открыла мне. Я толкнул дверь плечом и завалился в комнату, а после запер дверь и положил ключ в карман.

— Я тебя не приглашала. — сказала она.

— Вряд ли бы тебе удалось пригласить меня позже. — ответил я.

— Ты не спросил разрешения.

— Зачем? Ведь я уже вошел.

— Извини…

— Не извиняйся. Такие вещи не происходят случайно.

Я приблизился к ней. Она не сдвинулась, стиснув полу накидки.

— Послушай, незачем придумывать отговорки и упускать случай. Мне больно видеть, как ты сопротивляешься.

— Дело не в этом. Я действительно очень устала.

— Почему ты одна?

— Это неважно.

Когда я подошел совсем близко, ее дыхание сбилось, и она задрожала. Я мягко взял индианку на руки, свежую как утренний цветок. Она не пыталась сопротивляться. Я поднес ее к окну, и мы молча смотрели на жаркий день. Волосы индианки благоухали чудесным ароматом, от которого у меня снова закружилась голова. Со временем я перестал слышать ее дыхание, будто она уснула. У меня появилось чувство, что я убаюкиваю малолетнее дитя. Конечно, я дал ей понять, что меня незачем бояться.

— Я не причиню тебе зла.

Они прижалась щекой к моей груди.

— Мне хорошо с тобой.

Задернув шторы, я изолировал нас от мира, в котором творилось бесконечное насилие. На два часа, протекших подобно минуте я, наконец, почувствовал себя самым счастливым человеком. Во мне больше не осталось губительной жестокости, какая прежде была во мне. Меня переполняла любовь к этому удивительному существу, юной индейской красавице, перевернувшей мою жизнь. Я не знал, откуда она появилась, как ее звали, но я был безумно рад, что она была рядом со мной. Весна оказалась прекрасна. Мы лежали на широкой кровати, в прохладной полутьме уютного номера, разговаривая о разных вещах. Она устроилась у меня под боком, а я смотрел в потолок, беззвучно утирая слезы, которые прежде не проливал. Только сейчас я вспомнил, что у нее должно быть имя.

— Как тебя зовут?

— Генда.

— Откуда ты?

— Садаго. Индейская деревня.

— Я думал, что все погибли.

— Индейцы существуют.

— Зачем ты здесь?

— Я решила путешествовать.

— У тебя не получается лгать. Зачем ты оставила деревню?

— Ладно, тогда я решила переехать.

— Опять лжешь.

Генда улыбнулась.

— Хорошо, тогда я решила построить новую жизнь.

— Это похоже на правду.

Я поднялся, чтобы одеться. Джеки лежала на спине, поглаживая смуглые бедра.

— Ты не останешься? — спросила она.

— Мне нужно проветриться.

— Эта женщина, что была внизу… она с тобой?

— Мой боевой напарник.

— Ты военный?

— Я скорее миротворец. — затянув ремешок ножен, я прошел к двери. — Дождись меня, я скоро вернусь.

Мой номер оказался не заперт, но Стенхэйда там не оказалось. Мне стоило бы всыпать ему за невнимательность. Под столом кое-как стояли пустые бутылки, а на столешнице лежала размешанная колода. Это были мои карты, но я не стал их брать. Я только взял немного денег и спустился в бар, чтобы выпить пива и переварить любовь, отданную мне Гендой. Столики в баре, вычищенные и блестящие, были пустыми. За стойкой с видом ученого почитывал Корнаг.

Я взял у него одну бутылку и вышел на терассу. Басолуза валялась в одном из дальних шезлонгов. Я прилег в шезлонг рядом с ней и сорвал крышку. У Басолузы было изможденное лицо. Она равнодушно заливала в себя коньяк из полупустой бутылки.

Мы долго молчали, осматривая пустыню.

— Попиваешь в одиночестве? — наконец сказал я.

— Точно, спиваюсь как пьяница.