Илья Щукин - Животные

— Ого, ты больше так не делай! — хихикнул Курган.

— Штурмуем их, как только они истратят боеприпасы! — приказал Варан.

— Штурмовать это стадо?! Ты рехнулся, командир! Они нас убьют!

Варан окинул нас безумными полыхающими глазами:

— Ну и что, сукины дети! Зато скончаемся красиво! Я всегда мечтал погибнуть в неравном сражении!

Дожидаясь наступления тишины, мы не ощущали страха. Глупо ощущать страх, когда ты полон чудесной химии, дающей свет и вдохновение. Адреналин творил с нами поразительные вещи. Он накормил нашу кровь и вышиб нас из реальности, запрокинув наши тела в забавное представление, в какое-то удивительное авантюрное кино со стрельбой и громкими взрывами. Мы были хорошими актерами, а те ублюдки были плохими актерами, и где-то там, расположенная на огромной небесной сцене, нас незаметно снимала безотказная кинокамера. Вокруг все бушевало и рвалось точно как в обиталище хаоса, но Басолуза твердила, что все это чрезвычайно уморительно. Когда пуля прошила ее бедро, и слабая боль родилась где-то в глубине нее, она, наконец, осознала, что это не кино.

— Проклятый Боже, — выдохнула она. — Эти выродки мне ногу прострелили. Позволь мне продержаться хотя бы полчаса.

Орудия затихли. Псы Сатира не стали перезаряжать оружие. Они вооружились ножами, дубинами и кастетами.

— За нами не заржавеет! — завопил Варан, выскакивая из укрытия. — Переломаем их всех! За мной, сукины дети!

Почти одновременно мы с безумными оскалами рванули вперед. Между нами осталось метров двести, но этого расстояния достаточно было для разгона. Не нужно было чертить дальнейшие схемы, карты или придумывать хитроумные стратегические планы. Мы прекрасно понимали, что дело закончится рукопашной. Это даже было красивее, чем громкая и хлопотливая стрельба. Гибкость тел и скорость реакции, гены позволяющие выживать. Сладкое ощущение того, что твоя собственная плоть, податливая для разрушения, обращается в ударное оружие. Тысячи лет назад дикие звери сходились в кровожадных схватках, ломая друг другу кости, раздирая нервы и плоть. Нам не пришлось уйти далеко от этих бестий, и мы не стыдились этого. Десятки боев, бывших с нами прежде, лишили нас страха и стыда. И теперь, охваченные жаждой убийств, мы не думали о светлой жизни, потомстве, наличных или выпивке. Быть может, если мы выживем при Арабахо, мы всерьез задумаемся об этом позже, но только не сейчас. Во время, уготованное для крови и убийств. Здесь и сейчас, на этих безлюдных просторах мы созидали историю заката всего мира. Этот хрупкий хрустальный шар, когда-то наделенный драгоценными трудами и миллиардами людей, раскалывался на наших собственных глазах. И не было путей для возвращения, ибо пришли животные и посеяли хаос вселенский.

Мы были крепким скальным утесом, а они огромной бушующей волной. И вот эти две силы нашли друг на друга, столкнулись бездумно и яростно. Исполинские особи, утратившие жалость, возникли перед нами стальными глыбами. Не пятясь под натиском громадин, мы сблизились в рукопашной. Это была самая безжалостная мясорубка, которая когда-либо происходила с нами. Басолуза первой настигла свою жертву, вышвырнув из подошвы лезвие, но крупный самец, подаваясь вперед и сплевывая кровью, волосатыми лапами стиснул ее шею. Задыхаясь и пружиня мышцы, Басолуза запасным ножом вспорола ему живот, и тогда самец тяжело отвалился назад. Одним из первых среди нас пал Курган. Скотины повалили его на землю и кастетами проломили ему череп. В первый раз мы дрогнули, видя, как сокращается наш отряд. Мы всегда считали себя неуязвимыми, всегда нас ранили или уродовали, но теперь нас тупо уничтожали, и мы, наконец, осознали, что нет бессмертия, и есть только тленная плоть.

Ветролова атаковали несколько ублюдков, ломая ему ребра, но Варан и Дакота, прикрыв его, легко уложили их. Пятерка псов обрушилась на них со стороны, но Дакота пообещал, что сдержит всех. Крупный ублюдок повалил Варана, а когда они падали, Варан зубами вцепился ему в шею. Он исступленно заревел, пытаясь задушить его. Варан сомкнул мощные челюсти и выдрал из шеи кусок, наблюдая чужую агонию. Ветролов беспомощно восседал на коленях посреди мясорубки. Простирая руки к небу, он что-то дико кричал, забиваемый дубинами, и кровь хлестала у него из головы и рта. Насилу поднявшись, Варан метнулся к нему, но тут же снова был повален. Тяжелый армейский ботинок придавил его кисть. Сдерживая боль, Варан услышал, как хрустнули недавно поджившие кости. Изрыгая проклятия, он оскалился и попытался вскочить, но лезвие вошло ему в правый глаз, и тогда он погиб.

Уложив очередную жертву, Басолуза вывернулась и бросилась к Стенхэйду. Он с наслаждением допарывал полуживую скотину. Тяжелейшим ударом сзади ему переломали хребет, когда Басолуза попыталась предупредить его, но голос не вышел из нее, сменившись утробным хрипом. Басолуза вслепую скакнула вперед, пытаясь как-нибудь опрокинуть раненую скотину. У нее стемнело в глазах, но последним взглядом, полным багровой мути, она разглядела впереди себя Дакоту.

Дакота танцевал, изодранный когтями животных. В диком беспощадном танце он кружился между псов, изрубая их тяжелые неповоротливые туши, а после псы опрокидывались замертво.

Высоко в небе полыхало солнце.

— Если существуешь ты, тогда останови эту войну! — прокричала Басолуза. — А если нет тебя, тогда оставь все на суд животный!

Тяжелый кастет опустился на ее висок.

Я очнулась, ощущая нехватку дыхания. Огромная туша мертвого самца давила меня к земле. У меня сильно саднила башка, а на виске растекся крупный синяк. Я едва ли видела правым глазом. Напрягая мышцы, я кое-как столкнула с себя коченеющую тушу и с трудом разглядела остальные, лежавшие вокруг. Было прохладно. Солнце опускалось на западе. Действие адреналина истекло, и меня разбивала крупная дрожь, будто я облилась ведром ледяной воды. Я чувствовала все порезы и удары, которые заработало мое тело, а левое бедро одеревенело и кровоточило. Кровопотеря и упадок сил подбили меня, и мне пришлось произвести большое усилие, чтобы подняться на конечности.

Несколько секунд я выжидала, ощущая, как к бедру подступает кровь, как оно разогревается и становится подвижным, а к нервам возвращается былая чувствительность. Мне повезло, потому что пуля прошла навылет. Я сделала движение, и нога послушно повиновалась. Распечатав аптечку Гуррата, я использовала кроветворную жидкость, бинты и резиновый жгут. Этого было достаточно, чтобы я просуществовала хоть какое-то время.

Дакоту, лежавшего неподалеку, я увидела не сразу. Он был метрах в десяти от меня, багровый и взмокший от боли, а еще он тяжело дышал. Я побрела к нему, превозмогая боль и ломоту, шатаясь и переступая окровавленные трупы. Склонившись над ним, я взяла его за плечи и попыталась встряхнуть — у меня почти не осталось сил.