Колин Уилсон - Мир пауков. Башня и Дельта

Тут Найл вспомнил о двух паучьих шарах, проплывших в вышине до того еще, как изменился ветер. Орудуя складным жезлом как багром, он выволок неподвижную черную тушу из песка. Под ней обнаружилось шелковое полотнище шара.

Улф затравленно обернулся через плечо.

— Второй, наверное, где-то поблизости. Пойдем-ка подобру-поздорову.

— А как с этим быть? Если второй вдруг его отыщет, все раскроется.

Вспомнился внезапно дедов рассказ о мучениях тех двадцати несчастных, что прикончили смертоносца, — медленная, жестокая, жуткая пытка, длившаяся без перерыва много дней. Найла передернуло.

— Конечно. Надо его зарыть.

За считанные минуты забросали паука песком, а чтобы не разметало ветром, еще и надвинули несколько плоских камней. Когда уходили, Найл оглянулся. Уже с десяти метров совершенно незаметно. Когда дошли до берега озера, паренек, счистив следы крови и какой-то липкой белой пакости пучком травы, омыл трубку в соленой воде. Потом сложил ее и сунул на дно кузова. Отец с сыном спешили туда, где всходили на горизонте горы. На душе было сумрачно от тяжелого предчувствия. Словно чей-то недобрый взор неотрывно смотрел в спину, провожая через пространство пустыни.

Каззак знал, что советовать. На дальней стороне гор осадки оживили унылую пустыню, превратив ее в подобие оазиса. Местность была чем-то похожа на дом. Пусть на переход пришлось пожертвовать еще один день, зато идти куда легче, чем на плато. Улф бывал в этих местах лет десять назад, но ничего не видел, кроме голого камня. А теперь вот благодаря какому-то капризу климата участок превратился в отрадную с виду местность. Разумеется, опасностей здесь прибавилось — от жуков-скакунов до скорпионов и других хищников, как правило, ночных. Поэтому отец с сыном, несмотря на жару, шли в дневное время, а на ночлег пристраивались где придется.

Истекали третьи сутки пути. Проснувшись утром в укрытии, сооруженном из камней и кустов терновника, Найл учуял странный запах. Как от шкуры гусеницы, когда ее выкладывают сушиться на солнце. Ветер дул с северо-запада. Откуда запах? Отвечая сыну, Улф пожал плечами и сказал: «Не знаю. Это запах Дельты». Запах преющей растительности, перемешанный с тошнотворно-сладким запахом тления. От Найла не укрылось, что, пока ветер не изменил направления, вид у отца был тревожно-растерянный.

На следующее утро с Улфом случилась история, которая могла бы плохо кончиться. Расположившись на привал в тени дерева — переждать жаркие послеполуденные часы, — оба заметили движение в кустах, где-то в полусотне шагов. Там стоял куцехвостый зверек, вытянувшись на задних лапах, и силился дотянуться до веточки с лакомыми ягодами. Так как люди сидели не двигаясь, присутствия их животное не замечало. Улф, подхватив копье, осторожно выбрался из поля зрения зверька, а затем стал незаметно подбираться за кустами креозота. Найл аккуратным движением извлек свою трубку, утопил кнопку. Внезапно Улф резко вскрикнул. Животное, испуганно встрепенувшись, мгновенно исчезло.

Улф стоял на одном колене. Правая ступня и голень угодили, похоже, в какую-то дыру. Найл сначала подумал, что отец просто споткнулся и поймался в обыкновенную трещину на сухой земле. Но оказалось, отец вызволяет ногу с заметным усилием. Следом за ступней наружу выволоклось темное, поросшее волосом создание, напоминающее гусеницу. Найл не мешкая бросился на помощь и всадил острый конец трубки-жезла в извивающееся туловище. Но тварь и не думала отцепляться. Резко и мощно сократившись, она чуть не утянула ногу Улфа обратно в дыру. В конце концов отцу удалось-таки высвободиться — правда, уже без сандалии, а с сочащейся из щиколотки кровью. Найл орудовал до тех пор, пока нечисть не затихла.

— Что это такое?

Улф сел, взыскательно осматривая стопу.

— Личинка львиного жука. В норах прячутся, как тарантулы-затворники.

С час ушло на то, чтобы обработать раны — несколько глубоких продольных царапин, след не то зубов, не то челюстей. У Улфа имелась с собой мазь, сделанная из чертова корня. Разодрав на полоски кусок ткани, он смочил их и перевязал себе ступню и голень. Жаль было переводить на это добротную ткань — подарок Сайрис от Стефны, — но куда деваться. Улф переобулся в сандалии, подаренные Хамной, и снова в путь, но уже хромая, причем все заметнее. К вечеру добрели уже и до знакомых мест, милях в двадцати от пещеры. Спали опять на голой земле, наспех соорудив укрытие из камней и кустов. А к утру ступня у Улфа безобразно распухла и начала синеть. Найл взял отцовский кузов и взвалил себе на свободное плечо, так и шагал, неуклюже согнувшись, а Улф ковылял сзади, опираясь на древесный сук как на костыль. Оба сознавали, что надо во что бы то ни стало добраться к пещере до темноты: на следующее утро, не исключено, яд расползется настолько, что Улфу уж идти станет невмоготу. Так что мучились, но шли и протопали под палящим зноем не меньше десятка миль. Затем устроили короткий привал в тени большого камня. Перекусили, Улф ненадолго вздремнул. Нога у него к этому времени так раздулась, что на нее уже невозможно было опереться. Если бы не костыль, он бы уже и идти не смог. Часто приходилось останавливаться и отдыхать, по нескольку раз на одну милю. Когда солнце начало понемногу клониться к горизонту, у Улфа прорезалось второе дыхание. Шел равномерными тяжелыми шагами, не допуская остановок. Вот справа открылся вид на красные столбы, и завиднелась вдали кактусовая поросль. К этому времени отец и сын уже так выбились из сил, что представляли собой легкую добычу для скорпиона или жука-скакуна, не говоря уже о тарантуле-затворнике. Найл опирался на складную трубку-жезл как на посох, так и брел, пошатываясь под тяжестью двух кузовов, мотающихся туда-сюда за спиной.

И вдруг глядь (надо же, и откуда?) — навстречу через песок уже спешат Вайг и Сайрис, а сзади усердно хлопочет ножонками Руна. Плечи Найла освободили от кузовов. Стало до смешного легко; дунь сейчас ветер — понесет, помчит его вперед. Сайрис, бережно обняв мужа за пояс, помогла ему одолеть последние полсотни метров до жилища. Уступая дорогу при входе, Найл бросил взор туда, где, отделенное простором пустыни, синело на горизонте плато, и невольно изумился. Как-то даже и не верилось, что его могло занести в такую даль. Та же Мерлью: а была ли она на самом деле?

Радость встречи все же была омрачена. Дедушка Джомар так сдал, что у него не хватало сил хотя бы подняться с постели и обнять возвратившихся. Пещера ярко осветилась масляными светильниками — в честь события запалили все шесть. Было ясно, что старику недолго осталось. За те две недели, что не виделись, Джомар совсем одряхлел: щеки ввалились, глаза запали, тронулись слезой. Сайрис сказала, что он только что оправился после лихорадки. Причиной же этого было, безусловно, одно: изнуренность жизнью. Все вроде бы повидал, все испытал, так что и жить больше незачем: умаялся, неинтересно. Не стало Торга с Хролфом, ушла Ингельд, и ходить уже, считай, невмоготу… Джомару разонравилось ощущать в себе теплоту жизни.