Юлия Шолох - Старая развилка (СИ)

Галя не поняла, к чему он завел этот разговор, но села на стул, который так и стоял рядом и принялась слушать.

— И вот мы все обсудили, вышли во двор, чтобы двигать дальше, собрать названых им мужиков и спокойно переговорить. По подсчетам как раз выходит, что с Щербатым набирается шестеро, кто сможет при надобности выстрелить в человека. Вышли мы значит из дома, а во дворе уже толпа народу. И староста собственной персоной дорогу перегородил, глаза красные, руки трясутся. И давай языком молоть! Нес какой-то высокопарный бред, мол, я сошел с ума из-за горя, из-за смерти брата. Мол, я не соображаю, что делаю, но перед тем, как я начну мародерствовать, гробить его людей и селить остальных на костях южан, мне придется сначала переступить через его труп.

Галя вздрогнула.

— Не, не бойся, он жив и здоров. Но больше не староста. Деревней будет управлять Синяя борода, тоже из стариков, но в отличие от старосты с мозгами. Мы набрали команду из молодежи, которые способны заняться подготовкой переселения. Знаешь, почему люди так легко пошли против своих главарей, которых слушались два десятилетия? Они хотят жить, Галя…

Килька сидела так тихо, что казалось, она спит. Но потом ППшер повернулся к Кильке и тихо продолжил.

— Если я остановлюсь, ты правда готова смотреть, как их не станет? Как детей поведут в рабство? Мы-то с тобой умрем, это понятно. А Степан? Сашка? Молоды и здоровы, их заберут. Галя красива, тоже без дела не останется. Всех кто старше, убьют. Ты сможешь сейчас все просто оставить на волю богов и ждать, что случится?

Галя поняла, что Килька не спит, когда та вцепилась в него еще сильнее.

— Нет.

— Когда-нибудь это закончиться. Надеюсь так, как надо. Мне продолжать эти бессмысленные разговоры?

— Ты кого хочешь убедить — меня или Галю?

— Тебя. Мне не нужно ничье прощение, ничье другое.

— Я не буду мешать.

— Ты и не сможешь помешать!

Килька подняла голову.

— Думаешь, я не знаю? Не надо разговоров, просто молчи. И прощения моего тебе вовсе не надо! Я же не…

И осеклась, опустила голову и снова уткнулась ему в грудь.

— Вот так Галя, — довольно равнодушно закончил ППшер. — Все меня бросили заранее, даже ждать не стали, пока я на самом деле совершу что-нибудь мерзкое. Бояться стали заранее. Заранее ненавидеть. А потом, когда все закончится, можно будет обвинять меня в чрезмерной жестокости, болтать, что можно было извернуться и придумать выход, который устроил бы всех, даже тех самых чужаков с запада, которые возможно и не хотели ничего дурного. Совершено точно потом меня начнут презирать и ненавидеть, все, от мала до велика. Но даже чтобы потом ненавидеть, прежде нужно остаться живым, правда, Галя? Значит, пусть ненавидят.

Килька не поднимая головы, вжималась в него все сильнее.

Галя молчала. Любой дурак поймет, что ППшеру было безразлично, кто сейчас сидит на Галином месте. Говорил он совсем не для нее.

Вечером Степан убрал мастерскую, разложил инструменты и материалы по местам, тщательно вымел мусор и уселся на чурбан у догорающего очага. Нужно было подумать, а с какой стороны подступиться к делу, он не решил.

Обычно ему хорошо помогала думать тишина. Когда вокруг тихо довольно легко сосредоточиться на чем-то одном.

Но в этот раз тишина наступать не спешила. Во дворе раздраженно лаял пес и огонь почему-то трещал и посвистывал удивительно громко. Так что думать не получалось

Может, потому что дверь плохо прикрыта? Степан развернулся.

Она и правда была открыта. И в проеме стоял, сложив на груди руки, Игорь Иванович. Поймал так сказать с поличным. Сбежать не получиться, выход перегорожен качественно, да и сколько можно бегать, ведь он уже не маленький. Степан пристально посмотрел на хозяина снизу вверх.

— Хочешь уйти с ними?

— Я еще не решил.

— Степан… — Игорь Иванович замялся. — Я понимаю, туда щас вся молодежь рвется, думает по наивности это нечто вроде развлечения — стрелялки, пугалки, захват власти и они спасители и великие герои.

— Да нет…

— Не спорь! Думают, это как в сказках легко и просто. Но они идут убивать! И не все останутся целыми.

— Я знаю!

— Степан…

— Не в том дело.

— А в чем?

— В том, где я буду нужнее. Смогу ли я им помочь, или лучше остаться и помочь вам.

Хозяин молчал. Расцепил руки и ссутулился.

— Прости, Степан. Я думал… Просто боюсь за тебя. Молодым кажется, что они бессмертны. Но ты все решишь, как нужно, верно?

Игорь Иванович ободряюще кивнул и вышел. Степан с улыбкой вернулся к огню. Теперь, наверное, будет легче думать, ведь когда знаешь, что о тебе волнуются, начинаешь думать не только о себе.

Уличные звуки снова стали громче и Степан развернулся уже с удивлением. Раз Игорь Иванович не все сказал?

На пороге стояла Рада. Решительно закрыла дверь на задвижку и тут же на нее оперлась, будто силы враз закончились.

Вот уж кого он не ждал.

— Ты уходишь? — спросила Рада.

Степан поднялся и подошел ближе.

— Слушай… Давно хотел спросить. Тогда… Чего ты хотела? У меня же ничего нет. Убивать я за тебя никого не собираюсь. Воровать тоже. Управлять мной у тебя не получиться, но все же любопытно — чего ты хотела? Теперь-то можешь сказать?

Пока он говорил, она краснела все сильнее.

— Ты о чем? — пробормотала.

— О том, как ты меня будила, — прямо заявил Степан.

Она покраснела еще сильнее.

— Так в чем дело?

— Ты мне нравишься, — тихо и твердо ответила Рада.

— Ч…что-о?

Он много чего ждал, хотя и сомневался, что она так запросто начнет признаваться в своих тайных замыслах, но такого!

— Я? — глупо переспросил.

— Ты.

— Почему?

— Что почему? А почему нет?

Степан не смог сходу придумать, почему.

— Ты хороший, — помолчав, продолжила Рада. — Ты добрый. Никогда не кричишь, не ругаешься. Любой, кого наш Тузик укусил, сразу бы его пнул со всей дури, а ты не тронул. Ты красивый!

Теперь краснел уже Степан, так плотно, будто слышал не комплименты, а самые грубые пошлости и гадости.

— Ты что, хочешь завтра уйти с ними? — тихо спросила Рада, впервые с начала разговора опуская глаза.

Степан долго мотал головой, пока, наконец, не понял, что она не видит.

— Нет, — сказал. — Нет.

Удивительно, как просто далось ему решение. И раздумывать не пришлось. Всего за один миг он совершено точно понял, где будет нужнее.

Утром он привычно открыл глаза еще в темноте. Сам спустился по скрипучей лестнице, вышел во двор.

Вытащил из колодца ведро. Облил лицо ледяной водой, фыркая от холода и передергиваясь от бегущих по телу мурашек.

Над деревней сияла, переливаясь торжественным блеском, заря.

Безо всякого труда, будто это просто появилось и влилось внутрь, Степан понял — эти люди будут жить. Все будет хорошо.