Эми Плам - После конца

- Вы уже слышали эту историю прежде?

- Да! - вопят дети, радостно смеясь. Уит улыбается и неосознанно поглаживает прядь седых волос в черной гриве. Это единственный признак старости, наступил до того, как он нашел Йару. Доказательство того, что он самый старший в общине.

- Вы правы, - соглашается он. - Йара - это течение, проходящее через всё. Оно даёт нам возможность Читать. - Внутри круга, представляющего Землю, Уит рисует окружности поменьше и, показывая на самую дальнюю, спрашивает:

- Можете сказать, через что протекает Йара? Танайна поднимает руку и выпаливает: - Люди!

Уит кивает и указывает на следующий круг.

- Животные, - говорит Василла, и затем добавляет, - растения, - когда Уит передвигает палец к очередному кругу.

Помещая палец в самый маленький центральный круг, он говорит:

- Даже элементы: огонь, вода, воздух, земля, все они пропускают через себя Йара.

- Поскольку вы близки с Йарой, с её помощью можно установить связь со всеми элементами земного сверхорганизма. - Уит чертит линии от круга, означающего "людей", к остальным. - Даже камни помнят всё, что с ними происходило. Если бы только они умели разговаривать!

Дети снова смеются, принимая разговаривающие камни за очередную шутку Уита, в которой всё же есть доля правды.

- Хорошо. На сегодня урок закончен, - говорит Уит.

Освобождённые дети, макая пальцы в порошок, рисуют на лице боевую раскраску и гурьбой вываливаются наружу. Мы с Уитом направляемся к его юрте.

- Никиски передал тебе сообщение? - спрашивает он.

- В свойственной ему форме, - говорю я усмехаясь. - Что-то насчет мяса?

- Да, оно заканчивается, - говорит он. - Мы думали, ты сможешь нам с этим помочь. Так как остальные охотники нужны для поиска нашей летней стоянки. - Улыбается Уит. - Я думаю, ты не будешь против.

Мой наставник знает меня так же как мой отец. Не считая Кетчикана и Кордовы, я - лучший охотник в общине. И я наслаждаюсь временем, проведенным в одиночестве.

Мы подходим к юрте Уита. На стоящих у двери облегчённых санях, горой лежит мешок с провиантом, к которому прислонены лыжи.

- Я прочёл для тебя череп, - говорит он. - Завтра в южной части ты найдёшь оленя. Хорошо выспись, а утром первым делом направляйся туда.

Я киваю. - Я отправлюсь на рассвете.

- И будь осторожна...

-... не пересекай границу. Я знаю, Уит. Я буду осторожна, - обещаю я.

- Хорошо, тогда. Я ухожу, - говорит он и собирает мешок на санях.

Из соседней юрты выходит мой папа и начинает поддразнивать Уита:

- Снова убегаешь?

- Ненавижу долгие прощания, - улыбается в ответ Уит. - И меня не будет всего две недели.

Он разворачивается и, закинув рюкзак на плечо, по тропинке уходит в лес.

- До сих пор не понимаю, почему Уит не ходит в походы с собаками, - говорю я.

Мой отец опускает руку мне на плечо и идет со мной вместе назад к нашему дому. - Он делает вещи по своему, - отвечает он.

Мы подходим к основной стоянке. От запаха готовящихся обедов и теплого дыма, исходящего из юрт, у меня урчит в животе.

Мы с папой проходим в дверь и обнаруживаем Беккета с Нерудой, лениво лежащих у костра, и внимательно наблюдающих за закипающим в котле мясом.

Когда я вешаю свой арбалет на перекладину и начинаю снимать мокасины с курткой, папа интересуется:

- И как дела у моей воительницы? Уит сказал, что отправил тебя на охоту.

- Ухожу завтра утром, - отвечаю я.

Разложив лосиное мясо по чашкам, он передаёт одну, вместе с ложкой, мне. Мы садимся у костра, и я, подув на полную ложку, немного откусываю. Ощущая тепло и безопасность нашей юрты, я в тысячный раз задумываюсь о том, как же нам повезло. Мы с папой есть друг у друга. У нас хорошая жизнь, в то время как мир вне наших границ - только радиоактивные зоны, толпы мародерствующих бандитов, и для кого-то еще, пережившего Третью Мировую Войну, существование заполнено страданием и отчаянием.

МАЙЛС

- Как я уже говорила, я застала вашего сына за списыванием на экзамене.

Госпожа Кокран, учитель английского, доставая мою свёрнутую шпаргалку, делает такое лицо, словно она почувствовала запах чего-то протухшего. Я стараюсь не показывать своих эмоций при папе и директоре, но усаживаюсь на стул.

- С каких это пор, за списывание выгоняют из школы? - восклицает папа.

Мистер Риггз, директор, смотрит на моё личное досье и проводит пальцем вниз по странице.

- С тех, когда у ученика уже есть два предупреждения за пронос алкоголя и наркотиков на территорию школы.

Мой папа прочищает горло.

- Ну, возможно, мы можем это уладить, как и в предыдущих случаях, - говорит он глядя на миссис Кокран. Если бы ее здесь не было, то разговор давно бы перешел на тему благотворительного пожертвования компанией моего отца для школы, но судя по серьезному выражению лица мистера Риггза, я сомневаюсь, что это сработает в этот раз.

- Что ж, да, знаю, в вашем случае бывали смягчающие обстоятельства, но мы не можем продолжать делать исключения из правил для вашего сына. В Биллингстонской академии с правилом трёх предупреждений строго, и боюсь, что я вынужден применить его и в этом случае.

Через несколько дней папе позвонили из приёмной Йельского университета и сообщили, что мою заявку будут рассматривать до тех пор, пока не получат доказательства того, что я "прохожу воспитательные работы из-за недопустимого поведения". И вот тогда папа придумывает план с почтовым отделением.

ДЖУНО

Моя стрела попадает прямо в крупного оленя, и он тяжело оседает на землю. Закинув арбалет на плечо, под хруст нетронутого снега я быстро бегу по полю к ещё живому зверю и опускаюсь на колени.

- Спасибо, - говорю я, вытаскивая нож из-за пояса. Поглаживая жесткий мех на морде животного, я смотрю прямо в его огромный стекленеющий глаз. А затем перерезаю ему глотку.

Некоторые из наших охотников входят в длительный духовный контакт с животным, прежде чем убить его. Но Уит однажды сказал мне, что уважительное отношение и слова благодарности приравниваются ко всем высоким словам в мире. Должна признать, что согласна с ним.

Очищая свой нож снегом, я свистом подзываю Беккета и Неруду, чтобы они привезли сани. Но они и так несутся ко мне, рассекая ледяные сугробы своими трясущимися от возбуждения телами. Я закидываю кожаные ремни на зверя и втыкаю железные штыри в нижнюю часть туши, чтобы затем её перевернуть.

Этот олень весит, наверное, килограммов девяносто - в два раза тяжелее меня, но с помощью ремней и собак я быстро ухитряюсь затащить его на сани. Оставшаяся на снегу волнообразная тёмно-красная линия такая же яркая, как ленты в венках из белых лилий.

Закрепляя оленя на санях верёвками, я вдруг слышу нечто странное: громкий хлопающий звук, похожий на взмахи тысячи орлиных крыльев, совмещённых в единый ровный ритм.