Владимир Лосев - Спаситель

— Я уже говорил, что нас стало слишком много, это главная причина войны, — сказал Вик. — Бог просто не нашел другого решения.

— Но как же быть с тем, что бог всемогущ? — спросил Майк. — Неужели такой пустяк, как перенаселение, оказалось для него неразрешимой задачей?

— Почему не разрешимой? — спросил Вик. — Задача решена, просто нам не нравится это решение.

— Хорошо сказано, — рассмеялся Майк. — Никак не удается припереть тебя к стенке.

— Почему он убил мою жену и мою дочь? — глухо спросил из темноты Дмитрий. — Они ни в чем не были виноваты. Моя дочь была слишком мала, чтобы согрешить перед ним…

— Ты же знаешь, что там наверху нет страданий, — грустно сказал Вик. — И ты знаешь, что их души бессмертны. А это значит, что им сейчас хорошо, плохо только тебе, но только потому, что ты не последовал за ними.

— Мне плохо, — сказал Дмитрий. — Я бы умер, но бог не разрешает самоубийства.

— Самоубийство, это плохо, тут ты прав, — согласился Вик. — В этой жизни ты должен приобрести знания и понимание, а также энергию. Жизнь дается каждой душе для того, что она стала больше, чтобы развивалась. Но, если ты чувствуешь, что она не развивается, а наоборот деградирует, то умереть, не страшно. Плохо, когда самоубийство происходит от слабости, тогда самоубийство ещё больше уменьшает твою душу.

— Я слаб, — сказал Дмитрий. — И у меня слабеет вера в бога с каждым прожитым на этом свете днем. Я уже не жду чуда, это плохо.

— А никто из нас не ждет чуда, — сказал Майк. — Ни я, потому что я в них не верю, ни он, потому что он чудо не считает чудом, ни ты, потому что ждешь того, что невозможно. Ладно, дискуссию считаю законченной. Давайте спать.

— Значит, бог может простить самоубийство? — спросил Дмитрий из темноты.

— Ты же сам сказал, что он нас любит, — ответил Вик. — А любовь это ещё и понимание, и умение прощать. Спи.

Скоро Вик проснулся от ощущения, что что-то произошло и где-то рядом. Он какое-то время ждал, надеясь услышать вскрик или стон, но ничего не услышал, тогда он вслушался в себя.

Майк? Нет, с ним все было нормально. Тогда что же? Он прошелся мысленным взглядом вокруг ямы по пустырю, но ничего враждебного не обнаружил. Тогда Вик нащупал бутылку водки и допил то, что в ней ещё оставалось, с горечью подумав о том, что он, похоже, действительно сходит с ума.

Утром он проснулся от громкого возгласа Майка.

— Черт, черт, черт!

— Что случилось? — спросил Вик.

— В этой темноте споткнулся обо что-то и упал, и снова задел ребра, — ответил Майк. — Ты не мог бы зажечь огонь?

— Я сейчас, — сказал Вик. — Подожди немного

Он нашел спички и, оторвав кусок картона, зажег его и передал горящий картон Майку. Потом Вик стал разжигать огонь в очаге. Когда дрова разгорелись, он налил в кастрюлю воды и поставил её на огонь.

— Сейчас я приготовлю что-нибудь, — сказал он.

— Вик? — позвал Майк напряженным голосом.

— Что? — спросил Вик, но, уже поворачиваясь, он знал, что произошло. Его пробуждение ночью не было сумасшествием, он действительно почувствовал смерть.

— Посмотри на Дмитрия, — сказал Майк. — Мне не нравится поза, в которой он спит.

— А он и не спит, — вздохнул Вик. — Он умер. Я просыпался ночью от странного ощущения, что что-то произошло рядом, но не смог понять.

— Я запнулся о его ноги, — мрачно сказал Майк, он перевернул Дмитрия и снова выругался. — Он перерезал себе шею своим тесаком. Не понимаю, почему он это сделал?

— Ты же знаешь, что он тосковал по своей жене и дочери, — сказал Вик. — И он устал от этой жизни. Раньше ему мешало умереть только то, что он думал, что бог не любит самоубийц и отправляет их сразу в ад. А он хотел попасть в рай, чтобы встретиться с женой и дочкой.

— Он поверил тебе, — мрачно покачал головой Майк. — И он мертв.

— Смерть не страшна, она всего лишь переход из одного тела в другое, с небольшой задержкой там наверху, — сказал Вик. — И я знаю, что он просто избавился от непосильных страданий.

— Это я уже от тебя слышал, — хмуро сказал Майк. — И что теперь с ним делать?

— Ничего, пусть лежит, — сказал Вик. — Ночью мы с тобой уйдем, а он останется в своем доме.

— Надо бы его похоронить, — сказал Майк. — По его вере, да и по нашим законам его нужно предать земле.

— Когда будем уходить, обрушим крышу, это будет хоть какая-то, но могила, ничего лучше мы с тобой не сможем придумать, — сказал Вик. — Сейчас миллионы людей лежат не погребенными…

— Хорошо, сделаем так, — согласился Майк. — Все равно мне не по себе, и я тоже чувствую свою вину. Зря я тебя вчера просил рассказать о твоей религии…

— Это уже случилось, и это уже не изменишь. Смерть тела конечна, но у души есть продолжение пути, — сказал Вик. — Это был его собственный выбор, а мы только помогли его сделать.

— Да уж, — вздохнул Майк. — Плохо это все.

Он и оттащил тело Дмитрия к стене и накрыл его картоном.

— Плохо, — согласился Вик. — Я чувствовал, что вчера он не просто так задавал свои вопросы, он искал решение.

— И он его нашел, — сказал Майк, садясь с ним рядом. — Вот жил человек, а потом случилась эта никому не нужная война, и он все потерял. Все, во что верил и чем жил. Его город и его завод превратился в радиоактивные руины, на которых стали копошиться в поисках еды те, кто выжил. Его близкие погибли, и у него не осталось ничего кроме этой ямы, которую он превратил в свой дом.

И вот пришли мы, заняли его дом, и рассказали ему, что смысла нет даже в его вере. И разрушили последнее, что у него было. И теперь он мертв.

— Этот мир разрушили не мы, — вздохнул Вик. — И убили его близких тоже не мы. Мы только показали ему путь к освобождению.

— Хорош путь, который ведет в никуда, — сказал Майк. — Мы могли бы, по крайней мере, не говорить ему, что он может умереть сам, и тогда на нас не было вины в его смерти.

— Это был его выбор, — сказал Вик. — В конце концов, каждый сам выбирает, жить ему, или нет.

— Он потерял рассудок от горя, — сказал мрачно Майк. — И, я понимаю, что будущее его было бы таким же черным, как и настоящее. Я все понимаю, но, тем не менее, продолжаю чувствовать свою вину, не знаю почему. Этот псих мне понравился, и мне его стало жалко, наверно, все дело в этом.

— Наверно, — согласился Вик. — Просто прими его смерть, как данность. И поверь, сейчас ему гораздо лучше, чем нам. Я ему не завидую, но и не испытываю жалости. То, что там лежит, это не Дмитрий, это просто сброшенная оболочка, а он сейчас наверху, там, где нет ни боли, ни страданий. И возможно, там он впервые за всю свою жизнь чувствует себя счастливым.

— Может быть, — вздохнул Майк. — Давай поедим. Подожди, я посмотрю в его запасах, может быть, там найдется ещё одна бутылка водки, помянем его.

Майк прошел к тому углу, откуда Дмитрий доставал водку и вытащил оттуда пять бутылок. Он принес их к очагу и, открыв бутылку, разлил по стаканам. Они молча выпили.