Сергей Вольнов - Должник

Твари ломанулись в створки и ворвались в церковь. Реверса отбросило к дальней стене. Свечи перевернулись, и пол запылал. Пламя сразу же накинулось на иконы, стремясь пожрать! Как будто горело совсем рядом с ними, набралось ненависти к недостижимому и только и мечтало, чтобы добраться и сжечь, сжечь, сжечь!

– Абстрагируйся! – кричал Орел. – Это иллюзия! Ты только верь, верь искренне, от души, и тогда тебя не устрашит ничего!

И Реверсу удалось…

Какая-то страхолюдина устремилась к нему, занося лапу для удара. Но он твердо стоял на ногах и все бормотал, бормотал «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да пребудет воля Твоя, да приидет царствие Твое и на земле, яко на…», и не важно, что совсем не изможденного бородатого мученика, распятого на кресте, при этом представлял. Не дрогнул, не пошевелился даже, встретил исполненный ненавистью к человеку взгляд твари взглядом гордым, непоколебимым.

И в момент, когда взгляды схлестнулись, как-то резко, одномоментно все захлестнула тьма.

…Впереди тянулась жаркая пустыня. Они устремились к горизонту, идти приходилось, по щиколотку утопая в песке. Песок этот забивался к ним в ботинки, понемногу, постепенно всыпался, вызывая неудобства. В результате ноги стало натирать. Вытряхивать из обуви «начинку» было бесполезно – через пять минут ходьбы ботинки снова заполнялись. Когда бороться с самими собой и продвигаться, испытывая ужасную боль, опостылело, они все же разулись.

Песок оказался адски обжигающим. Особенно болезненно тлели окровавленные мозоли. Солнце жарило, как могло, выгоняя из путников тридцать третий пот. Да и раскаленные песчинки, бросаемые ветром, болезненно жалили, будучи такими же невыносимо разогретыми, как кипящее масло на сковороде.

Эта пытка длилась очень долго. Наконец они просто перестали обращать внимание на боль. Кожа на ступнях уже расплавилась, покрылась волдырями и обуглилась; то, что сделано, уже сделано. Теперь их начала мучить жажда. Раньше она тоже доставала, но теперь, когда основной фактор раздражения исчез, проявилась особо сильно. Гортани пересохли как лунный пейзаж.

В относительной дали на мгновение Реверсу привиделся спасительный родник, но, увы, оказался лишь миражом. Измотанные, обгорелые, они протащились героически довольно большое количество километров. Но настоящая жесть началась, когда солнце ослабило режим обогрева и отхлынуло за черту горизонта.

Наступила ночь. Холод, резко сменивший тепло дня, пробрал нещадно. Смена температуры выдалась кардинальной. К тому же ночь в этой пустыне оказалась не только холодной, но и полной угроз. Вначале совсем недалеко от напарников образовалось смертоносное торнадо. Путники принялись удирать от него по мере сил. Когда предыдущая напасть утихомирилась, на охоту вышли скорпиончики. Стайками они засеменили вокруг, оцепили путников и принялись злобно атаковать. Еле одолев хвостатых неприятелей, забив их ботинками, превращенными в оружие, выжатые путники добрались до дороги. Настоящей дороги, с твердым покрытием.

Они откуда-то знали, что это переход на следующий этап пути.

Кактусы и непрерывные барханы сыпучего однородно-рыжего песка под лунным светом. Привлекательная кремовая серебристость обнимает замотавшихся скитальцев. Сверху проглядывает испещренная кратерами, словно богатырь шрамами, владыка ночи.

Подогнув под себя ноги, прямо на разметке шоссе расположилась пожилая женщина в широких юбках и пышной кофте. Она засовывала себе в рот ломти сыра, по запаху – тофу, почему-то аккуратной горкой уложенных на расстеленном платке рядом с ней.

Рядом с ней возникла тень. Они что-то сказали друг другу и пожали руки. Затем женщина пропала.

– Хм-м, – задумчиво сказал Орел. Что он имел в виду, Реверс не понял.

Пошли по автостраде. Вскоре она стала оживленной – навстречу идущим неслись машины, сверкая фарами. Путники перебегали с одной полосы на другую, уворачиваясь от летящих на них легковушек, автобусов и грузовиков. Затем пришла замечательная идея – поймать какой-нибудь автомобиль! Несколько приноровившись, этот замысел получилось реализовать. И через каких-то полчаса выжатые, обессиленные путники уже катили на задних сиденьях по красочному, оживленному, разветвленному мегаполису.

…Городом, пропитанным зимой, постепенно овладевает ночь. Небо сплошное, сиреневое, за паутиной проводов, одиночных и тянущихся рядом, тонких и толстых. Машины – некоторые подведены к тротуару, припаркованы, иные плывут вереницами по улицам, семафоря фарами. Реверс и Орел бредут по серому тротуару, по краям его корки грязного, смешанного с песком льда. Огоньки – желтые, оранжевые, красные. Уличные фонари мерцают как-то интимно и с привкусом таинственности. Сверкают кафе и рестораны: внутри них сгрудились столики, публика этого города болтала и развлекалась, провожая легкий вечер.

Местные производили впечатление людей беспечных, беззаботных, многие из них пили и танцевали. Не все веселились – кто-то думал о своем, кто-то курил у входа, кто-то говорил по мобильнику. Светофор, повисший над пешеходным переходом, и механический голос, синхронно со вспыхнувшим зрачком зеленого оповещающий о том, что проход через улицу разрешен. Вывески – световые, яркие, над дорогами и на зданиях, всякие-всякие… Булочники в белых колпаках зазывают, приглашая отведать отменной горячей выпечки. Реверс и Орел не удерживаются – и, поддавшись запаху, столь же красноречивому, сколь и булочники, покупают божественно вкусной сдобы, которой в привычной их среде обитания не сыскать днем с огнем и не купить ни за какие деньги…

Пешеходы медленно текут по улицам. Два стража порядка – упитанный и менее упитанный, оба в блеклой униформе, рожи туманные, коржистые, на незваных гостей косятся подозрительно. Еще бы, камуфлированная одежда, лица заросшие – все выдает не своих… Женщина, вся такая расторопная, с сумочкой и в шубке, кудрявые волосы, струясь из-под опрятной шапочки, бегут по плечам. Наркоман, догнавший и перегнавший, бодрым голосом поющий песню на несуществующем языке. Постепенно, с усугублением ночи, все меняется: выходят гламуры в дорогих пиджаках, сногсшибательные девчонки на каблучках и таких форм, при взгляде на которые у Реверса и даже у Орла слюнки потекли… Появляются открытые кабриолеты. Что-то закрывается, что-то, наоборот, открывается – в клубах начинаются вечеринки.

Везде русская речь с ощутимой примесью англицизмов – это Россия, вот только какой город? Не Москва – Москва сумасшедшая, совершенно другая по духу, и не Питер – Санкт-Петербург сразу узнаваем своими узкими аллейками, архитектурой и показушно-интеллигентным населением. Но и на какое-то захолустье провинциальное этот город совсем не похож.