Дарья Аредова - Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)

Но тут девка снизила все впечатление. Видимо, я ошибся, решив, что она напугана – меня явно обманул ее несчастный вид. Потому что она немедленно влезла:

— А на кого вы собрались охотиться?

Я расхохотался, а Гюнтер – тот разулыбался во весь рот.

— Дурак, – обиделась девка.

Нет, это уже слишком. Я шагнул к ней и предупредил:

— У нас действует закон сильного.

— …Но не умного? – отозвалась она, глядя на меня снизу вверх исподлобья.

Нет, ну, какова нахалка. Я протянул руку – одной моей ладони хватило стиснуть тощую шею, и обнаглевшая самка захрипела и задергалась, отчего на бинтах проступили красные расплывчатые пятна. Вот так. Нечего ей выпендриваться – чай, не у себя дома. Когда я разжал пальцы, гонора у нее значительно поубавилось, и можно было вернуться к разговору, что я и сделал.

— Щедрый подарок к Большой Охоте.

Гюнтер отложил фигурку и нож и потянулся.

— Так на кого охота? – снова спросила девка изрядно охрипшим голосом.

— На двуногих, – отозвался Гюнтер.

— На людей? – распахнула глаза она.

— На людей, на людей, – нетерпеливо отозвался я. – Что вылупилась, мелочь?

— Я не буду охотиться на людей, – заявила рыжая.

— А тебя никто и не берет, – осадил я.

— А я не про сейчас, а про вообще. Я никогда не буду.

Тут я рассердился. Умная нашлась, тоже мне.

— А они на тебя?.. Тебя уже, вон, подстрелили. Мало? Людей надо убивать.

Рыжая выразительно фыркнула и отвернулась.

Гюнтер поднялся.

— Тогда жди тут, лисичка, – примирительно сказал он. – Если выходишь в лес – лучше оборачивайся, тогда нечисть не тронет.

Ничто не может сравниться с настоящей, живой охотой. Через десять минут мы уже неслись по густому подлеску, сопровождаемые скрипом и воем нечисти. Мы – почти вся Стая. Мы вышли на охоту.

Дэннер.

Шаги гулко отдавались эхом от каменных стен. Пол под ногами скользил и расползался липким налетом гнили. Нэйси шагала рядом, а чуть поодаль тащились мои ребята. Я старался не оборачиваться. Эх, будь моя воля, я бы их всех сейчас отправил домой. Они ведь даже пожить еще не успели, а им уже умирать...

А сам ты – успел?

Иди ты, сказал я ехидному внутреннему голосу, вечно лезущему не в свое дело, и снова принялся размышлять о тварях.

У них должно быть слабое место. Должно. Оно есть у всех живых существ – равно как и у не очень живых. Так, что мы имеем... Вроде змеи, брони нет, у головы нечто вроде длинных щупалец... Или они у них расположены по всей длине туловища? Не заметил.

— Нэйси.

— Да.

— У них щупалец много?

Нэйси обернулась.

— Много, командир.

— Раз, и два, и три-четыре,

Меня грамоте учили...

— Чего? – удивилась Нэйси. Я принялся грызть сустав на указательном пальце. Палец был грязный. Нет, ну до чего же паскудная привычка! Все никак не отделаюсь.

— Головой вперед ползают?

— Кажется, нет...

Ага. С этого, пожалуй, и начнем...

Датчик буквально взвыл, захлебываясь истеричным писком.

Почти одновременно где-то впереди грузно плеснуло в воде.

— Стоять! – Я даже руку поднял в предостерегающем жесте – вдруг не все услышали. Девять человек мгновенно замерли на месте, Нэйси, пригнувшись, отступила на шаг и вытащила-таки глевию. Плеск стих.

— Впереди резервуар, – негромко проинформировал я. – Он глубокий, наверняка там кто-то обосновался. Не подходить к воде. Не расходиться, держаться подальше от верхних труб. Остальное знаете.

Аретейни.

Дэннер ушел.

Я некоторое время потопталась у двери, затем принялась мерить шагами коридор. Коридор был короткий, и много я не намерила. Сказать, что сердце у меня в тот момент было не на месте, значит – ничего не сказать. Боги, да мне просто хотелось выть и лезть на стенку! Пачка сигарет улетела за три часа, улетела в окно серым дымом, а вслед за содержимым – и сама пачка, только уже в мусорное ведро. Многочисленные ранки саднили, и эта боль хоть как-то отвлекала.

Почему меня настолько беспокоит его жизнь? Я же его совсем не знаю. Только я же вижу, что он хороший, а я в людях обычно не ошибаюсь. У него теплая упругая аура, как у человека сильного, честного и надежного. И мне хорошо с ним. Было.

А теперь он ушел.

И неизвестно, вернется ли.

Тут я даже вскочила. Ну, все. Если гора не идет к Магомету, значит, трава была некачественная. Больше не могу.

Я разжала пальцы, глядя на лежащий на ладони ключ и торопливо размышляя. Дэннер предостерег, чтобы в темноте я на улицу не выходила. Но как-то же люди ходят. У людей есть оружие. У меня нет. Ладно, где наша не пропадала. Как-нибудь разберусь на месте.

Я наскоро зашила дыры на платье и вышла на улицу. Окно в подъезде было выбито, по полу, раскалывая плитку, змеились сеткой трещины. Лестница угрожающе пошатывалась, но спустилась я без приключений. Внизу у дома стояли бульдозеры, и бригада рабочих ремонтировала фундамент. У рабочих тоже было оружие, холодное и огнестрельное – у кого сабля, у кого катана, у кого, как и у Дэннера, меч-бастард. Пара человек носила арбалеты, еще трое – обрезы. У кого-то наблюдались легкие пистолеты и метательные ножи. Я была уверена, что странный город залечит раны. Фонарик, найденный у Дэннера в ящике на кухне, выхватывал из темноты улицы, раскидистые городские деревья, стены домов. Фонари не горели. Во всем городе пропало электричество. Дэннер, помнится, этому ничуть не удивился. Значит, дело привычное.

Я прошла еще метров пятьсот по длинной широкой улице – наверняка проспект – и вдруг услышала чей-то тихий плач. Плакал ребенок – совсем недалеко, кажется, в черной пасти подворотни справа.

Подворотня оказалась длинной и темной, внутри гулял сквозняк. Мне отчего-то подумалось, что ее вполне могли облюбовать кошки, но кошек не было. Я вообще не заметила на пустых и безлюдных улицах ни одного из привычных городских животных. Не было здесь ни кошек, ни собак, ни крыс, ни даже вечных городских пернатых обитателей – голубей, воробьев и ворон. Высоко в небе кружились какие-то птицы, но они были огромные и обладали странными голосами. Я таких ни разу не слышала, а птицы, перекликаясь, следовали за мной неотступно, и этим пугали.

На ступеньках грязного крыльца с заколоченной крест-накрест дверью сидела девочка лет десяти. Худая, но еще по-детски пухленькая, с густыми коротко стриженными, как у мальчика, черными волнистыми волосами, которые челкой падали на пухлые ладошки, закрывшие лицо. Девочка была замысловато одета, и мне это понравилось – знак независимого мышления и смелой фантазии. Джинсы, высокие ботинки, сумка-планшетка через плечо и какие-то немыслимые кофточки. На руках – по локоть – усыпанные шипами кожаные браслеты-наручи, какие обычно носят панки или блэк-металлисты. За спиной у девочки висел странный предмет, напоминающий по виду одновременно и палаш, и шашку.