Дмитрий Медведев - Тень над небесами

Ох ты ж, как в воду глядел. Борясь с одышкой и смахивая со лба пот — на эстакаду снова поднимался бегом, с согнутой спиной, чтоб не маячить над оградой — я уже второй раз за этот сумасшедший час принялся прокрадываться между автомобилей, оставшихся здесь на веки вечные.

Крепкий высокорослый парень в серой толстовке с накинутым капюшоном наклонился над своим погибшим приятелем — тем самым, которого ранил Леха — когда я оказался у него за спиной. Недалеко он убегал, значит. И теперь, когда я успел рассмотреть его, уверенность в собственных силах как-то улетучилась. Оппонент выигрывал в росте, весе и, следовательно, в силе.

Я снял автомат с предохранителя, задержал дыхание и нажал на спусковой крючок, но кроме жалобного щелчка ничего не услышал. Неловко получилось. Вот как, как я забыл, что тот паршивец израсходовал на меня весь магазин? А ведь я не менял рожок, прибежал сюда с пустым. Ни одного, ни одного долбаного патрона.

Оружие поляка — легкий короткий карабин — стоял, прислоненный к ограде моста. Мне бы стоило выходить чуть более скрытно, но ведь я пребывал в уверенности, что сейчас изрешечу супостата с пяти шагов, а потому не заметить меня мог только человек, начисто лишенный слуха и зрения — я еще наступил на какую-то стекляшку, и она, конечно же, сухо и громко треснула.

Бандит резко развернулся и уверенно пошел мне навстречу, даже не глянув в сторону своего оружия — оно отстояло далековато, и он решил не заморачиваться. Думал, что справится и так.

Честно, не знаю, как мне удалось увернуться от размашистого и очевидного, но очень быстрого бокового — я два года ходил в секцию уличного боя, но когда это было! В течение пары последних лет самой интенсивной физнагрузкой была езда на велосипеде по выходным.

Он был почти на голову выше и значительно крепче. Шансы мои таяли на глазах, и оставался лишь один козырь — моя леворукость. Да-да, на улице мало кто ждет крепкого удара с левой руки, все привыкли драться с правшами.

Приклад автомата врезался в бок поляка, но тот лишь хрипло выдохнул, а потом умело бросил мне ответку локтем, ошеломив меня — я-то ждал выпад кулаком и попытался разорвать дистанцию, приблизившись для своего удара. Боль обожгла переносицу и брови, кровь радостно побежала вниз, на подбородок, как вода из пробитой плотины. И откуда ее там так много?

Наш горячо любимый тренер, печально констатируя мои посредственные бойцовские способности, говорил, что в случае столкновения с более сильным противником единственным выходом будет удивить его. Любым способом. Можно песню спеть, а можно громко завизжать, до боли в связках. Но эти варианты мне почему-то не нравились.

Противник явно ждал, что я буду снова бить прикладом, коль скоро руки коротковаты. А что, очень даже удобно — одно удачное попадание в челюсть или висок, и все, сушите весла. Удивить надо, говорите? Эх, вот бы у меня была богатая фантазия, и я бы сейчас выкинул что-нибудь эдакое, что потом передавалось бы из уст уста, как легенда о находчивом воине.

Но я просто отскочил назад — так, чтобы враг не достал рукой — и с отчаянной неуклюжестью метнул в него автомат, целя в голову. Тот, конечно же, поднял руки и благополучно прикрылся — автомат отскочил и брякнулся под ноги, однако я выиграл момент. Момент, в котором я, вложив в атаку все свои силы, перенес вес на левую ногу, а потом, как учил терпеливый и снисходительный тренер, скрутился всем телом, от левой пятки до плеч, выстреливая широким левым боковым.

Представляю, как выглядели мои выпученные от страха и напряжения глаза в момент удара. Если бы не попал ровно в челюсть, живым бы домой не вернулся — это был единственный шанс, повторить бы никто не позволил. Но, как можно догадаться, кулак-таки достиг своей цели, врезавшись в подбородок, да так смачно, что я чуть не вывихнул мигом занывшую кисть. Если бы удалось попасть в самый низ челюсти, был бы стопроцентный нокаут, а так случился, скорее, глубокий нокдаун.

Под собственным весом я пролетел дальше и упал прямо на поплывшего и утратившего равновесие противника, опрокинул его и невольно довершил разгром. В панике вскочил, опасаясь, что он сейчас скрутит меня и навяжет борьбу.

Здоровяк попытался встать, но ему не удалось даже сесть — вестибулярный аппарат никак не мог определиться, где верх, а где низ. Я поднял автомат, спокойно замахнулся и врезал ему прикладом чуть ниже виска — в последний миг понял, что не смогу сломать ему череп, не смогу отнять жизнь вот так, вручную. Пристрелить еще можно, но, увы, нечем. Поверженный оппонент окончательно обмяк, разбросав могучие руки, а на появившейся сечке мигом расцвел кровавый цветок.

С запоздалым удивлением я почувствовал, что страх ушел, целиком и полностью — вот она, горячка боя, древний инстинкт. Казалось бы, драки-то было на десять секунд, а сколько переживаний!

Периодически поглядывая на неподвижно лежащего поляка, я быстро прошелся по карманам его мертвых подельников. У одного за поясом отыскался пистолет, какой-то странный — очень уж короткий, с маленьким магазином, но при этом увесистый. Ладно, покажу Лехе, он наверняка знает, что это за зверь, а если и не знает, то разберется.

Я подошел к здоровяку, легонько пнул его в бок, но никакой реакции не дождался. Оставить его здесь? Придется, пожалуй. Или все-таки убить? Вдруг притворяется? Вдруг вскочит и бросится на спину? Да нет, не похоже. Хотя, я ведь могу пристрелить его из реквизированного пистолета. Одна свинцовая пилюля, и пациент не представляет опасности. Нет, не решусь, все-таки. И так сегодня уже наделал дел.

Мне всегда казалось, что после первого убийства второе и последующие уже не вызывают столько страха и сомнений — некая условная грань уже пройдена, и должно быть легче. Но не тут-то было. Видимо, нормальный человек, принужденный к совершению убийства, каждый раз делает это будто впервые, ломая себя и переступая через принципы и совесть. И как тираны прошлого без тени сомнений расправлялись с тысячами людей? Никогда мне этого не понять. Наверное, духа на такое не хватает, и даже не знают, хорошо это или все-таки не очень.

Поохав и почесав затылок, я аккуратно прощупал пульс поляка, убедился, что он жив, махнул рукой и отправился восвояси, через каждые десять метров тревожно озираясь. Карабин я прихватил с собой, другого оружия, кроме уже перечисленного, во время обыска не нашел. Так что как очнется — будет беззащитным. Какое-то время. Безоружным, но хотя бы живым, пусть благодарит судьбу за это. Мне бы он жизнь точно не сохранил, особенно если бы узнал, откуда я родом.

Кровь так и идет, не останавливается, да еще в носу все мерзко пульсирует. Носовой платок, по счастью найденный в кармане, уже весь пропитался, да толку ноль. Постою на месте, задрав голову. Хотя, когда я проходил курсы спасателя для летней работы в Америке, нас учили, что делать нужно ровно наоборот — максимально наклонить голову вперед и пережать нос.