Бетани Гриффин - Маска красной смерти

— Ты была бы удивлена, если бы узнала, в каких местах люди обнимаются.

— Люди... любовники... спускаются сюда для таких целей?

— Известных целей, — что-то в его голосе заставляет понять, что его губы изгибаются под маской.

Не могу сама быть такой.

— И ты? — спрашиваю я.

— Когда был младше.

— С той девушкой? Так вот почему она смотрела на меня как...

— Я не помню, — говорит он. — Разные девушки. Разные места.

— Это отвратительно.

— Возможно. Мой дядя держал меня узником здесь годами. Он не использовал клетки, но, тем не менее, я был узником. И все это знали. Я делал множество глупостей, стараясь его разозлить. Например, виделся с девочками в большинстве мест его ненаглядного дворца. И ничто из этого не имело значения.

— Не для тебя. Но, возможно, это что-то значит для них.

— Они были дурочками. Дружить со мной не было безопасно ни для кого, — голос Элиота низкий и злой. — И, вероятно, небезопасно до сих пор.

— Это я ненавижу здесь, — говорю я.

— Как и я.

— Мы завтра уедем? — спрашиваю я.

— Мы уедем, когда принц позволит нам, — мы выходим из холла к другой лестнице, затем спускаемся по длинному коридору, увешанному развевающимися гобеленами, за которыми можно легко спрятаться. Элиот останавливается возле двери. — Это твоя комната. Я буду напротив. Если тебе что-то нужно, — он усмехается, — просто постучись ко мне. На самом деле, кое-что нужно мне. Нам нужно попрактиковаться. Каждый раз, когда я кладу руки на тебя, ты застываешь. Люди обязательно заметят, — он притягивает меня ближе. — Некоторые девушки получают удовольствие...

Я толкаю его, и он делает полшага назад.

— Я не уверена в этом, но ты назвал их дурочками, и меня не интересует неожиданная близость.

Он все еще слишком близко, но я не отойду от него.

— Так долго, как мы будем играть в эту игру, жди моей близости. Тогда она не будет неожиданной.

— Нет, — я кладу руки ему на грудь и отталкиваю сильнее, чем раньше. — Это не часть нашего соглашения.

— Забудь соглашения. Просто попытайся не выглядеть такой расстроенной, когда я до тебя дотрагиваюсь. Мой дядя все замечает. Мы в опасности.

Открываю свою дверь.

— Аравия? — он сбрасывает часть своего раздражения и выглядит просто печальным. — Придешь ко мне в комнату выпить перед сном?

— Не сегодня, — говорю я и возвращаюсь в свою комнату. Я осторожно закрываю дверь, запираю ее.

Комната роскошная, но неудобная, украшенная так, чтобы произвести впечатление на гостей. Я сажусь на кровать, но час спустя становится, очевидно, что я не смогу уснуть без снотворного. Я представляю лицо отца.

Говорю себе, что когда вернусь домой, мы пойдем вместе к пристани. Боль уходит со временем, и, может, отец прислушается к моим причинам. Но я боюсь, что все знакомые вещи в моей жизни почти изменились. И, вероятно, я никогда больше не пойду с отцом на прогулку.

Часы разглядывают меня через всю комнату — золотой дракон с красными глазами, под кристальным куполом — он постоянно тикает, всего чуточку медленнее биения моего сердца.

Думая об Элиоте и его почти объятиях, я понимаю, что подошла слишком близко к нарушению моих обещаний, что заставляет думать об Уилле. Ну почему спать так трудно?

В коридоре раздается звук приближающихся шагов. Я хочу, чтобы они прошли мимо, но вместо этого они затихают. Кто-то вошел в комнату Элиота.

Прислушиваясь к шагам, я мысленно возвращаюсь к напряженности Элиота во влажном скрытом саду, когда он сказал мне, что его дядя перерезал горло его отцу. Он ничего не говорил насчет крови, но я предполагаю, что она так и осталась на Восточном ковре, скажу даже больше — она никогда оттуда не исчезнет. Я просыпаюсь с криком, покрытая испариной, дезориентированная от сна, который кажется реальней, чем эта темная незнакомая комната. Чья-то рука отодвигает одеяло и отбрасывает волосы с моего лица. Мое сердце забилось, как отбойный молоток.

— Все хорошо. Ты в безопасности, — матрац прогибается, когда Элиот садится на кровать позади меня. — Что-то не в порядке? Тебе приснился кошмар? — мои сны о крови, фонтанирующей красной крови. Я начинаю спрашивать, как он оказался в моей комнате... может быть, я не заперла дверь в итоге... но мое горло болит. Я кричала до срыва голоса. Снова. И теперь я рыдаю. — Я думал, что кто-то напал на тебя. В противном случае я бы не вошел, — он забрасывает обе ноги на кровать и сидит, прижавшись к спинке.

— Нет, — говорю я. Я дрожу, испуганная, но я не позволю ему использовать это в качестве оправдания. Я не позволю пасть моей защите.

— Знаешь, мы ведь не враги.

— Знаю, — шепчу я. Но мы и не друзья.

— Я останусь. Я сохраню тебя в безопасности.

— Не в постели, — он поднимается и подсаживается достаточно близко к стулу, чтобы иметь возможность дотронуться до моих волос.

— Я и не представлял, что настолько тебе не нравлюсь, — говорит он. Я открываю глаза и смотрю на него. Его голос почти такой же уязвленный, как мой. Я его ранила.

— Ты мне не нравишься, — это правда. На самом деле. Мне нравится его уязвимость, но даже и заносчивость может быть притягательной.

— Здесь есть кто-то еще? — профиль Уилла всплывает на краю моего сознания, но на его лице отвращение. Я вспоминаю, как он смотрел на меня, когда я сломала белый цветок во внутреннем дворе. Уилл очарован, и в то же время испытывает отвращение к таким девушкам, как я.

— Нет, — говорю я. — Никого.

— Ты самая близкая подруга Эйприл. Я не ожидал, что ты упадешь ко мне в постель, но вы обе жили не совсем уж целомудренно.

— Я жила так, — мой голос слаб.

— Что?

— Целомудрие. Я дала клятву, — это я пыталась объяснить впервые.

Всякий раз, когда я думаю об отказе от клятвы, когда думаю, что, может быть, счастливой быть нормально, я вспоминаю, как стою над могилой Финна, которая пуста, так как его тело забрали собиратели трупов.

— Итак, ты — выпивающая, принимающая столько наркотиков, что теряла сознание, — оставалась в стороне от лучшей части разврата? — он не заинтересовался моей историей. Я почти выложила ему все, а его это и не интересует.

— Мне это не надо знать.

— Если захочешь узнать — скажи мне, — его тон полон флирта, но когда он заговаривает снова, многозначительность уходит. — Я сидел так с Эйприл, когда ей снились кошмары, — говорил он мягко.

Уже середина ночи, и мы оба устали. Может быть, если я спрошу, он ответит искренне.

— Элиот, почему мы здесь? Ты действительно думаешь, что это улучшит ситуацию?

— Да, — говорит он. — Если мы не будем работать над изменениями, в чем тогда смысл?

Проблема в том, что прямо сейчас я не вижу смысла, и не уверена, что когда-либо увижу. — Расскажи мне о том, что мы действительно сможем сделать.