Сергей Снегов - Люди как боги (трилогия)

— Наконец-то, Эли! — возгласила Вера, отпуская Мэри. — И ты, кажется, сделал удачный выбор, брат.

— Не очень удачный! — возразил я. — Справочная предрекла нам развод на третьем месяце брачной жизни. Правда, уже идет четвертый…

Вера увлекла Мэри в сторону, а я поступил в безраздельное обладание приятелей. Пополневшая Ольга сердечно пожелала мне счастья, Леонид добавил своих поздравлений, Аллан похвастался, что никогда не изменит корпорации холостяков, а Лусин, глядя с нежностью, словно я был вывешенным в его институте крылатым человекобыком, вдруг проговорил:

— Хочешь, подарю? Изумительный дракон! Летай с Мэри. Райское счастье.

— На огнедышащих драконах летать только в ад, а это я погожу, — сказал я.

Прилетевший Труб увеличил общую сумятицу. Я выбрался из его крылатых объятий основательно помятый. Прошло не меньше часа, прежде чем установился упорядоченный разговор, взамен сплошного смеха и выкриков.

Я спросил Ромеро:

— Вы не сердитесь на меня, Павел? Я имею в виду мой совет насчет Оры…

— Я благодарен вам, Эли, — сказал он без обычной напыщенности. — Я был слепец, должен это с прискорбием признать. Наше примирение с Верой было так неожиданно быстро…

Я не удержался от насмешки:

— Не верю в неожиданности, особенно счастливые. Хорошая неожиданность требует солидной организаторской подготовки. Этой, как вы помните, предшествовала наша добрая ссора в лесу.

— Неожиданности здесь у вас будут, — предрек он уверенно. — И очень скоро, любезный друг.

Вера с Мэри, по-прежнему обнявшись, подошли к нам. Вера сказала:

— Нам нужно наедине поговорить о походе в Персей. Может быть, сделаем это не откладывая?

Я удивился, почему о походе в Персей мне нужно беседовать с Верой наедине, но Вера не захотела разъяснять.

— У меня обязанности гида, Вера. Мэри впервые на Оре.

— Тогда приходи после прогулки в мой номер.

Вера ушла с Ромеро, за ними Леонид с Ольгой, Осима, Аллан, Спыхальский — у каждого были дела на планете. Лишь Лусин с Трубом не оставляли нас. Лусин объявил, что не успокоится, пока не продемонстрирует зверинца, вывезенного с Земли. Мы с Мэри не стали огорчать Лусина и пошли к его питомцам. Пегасов одних было не меньше сотни — черные, оранжевые, желтые, зеленые, красные с белыми искрами, белые с искрами красными — в общем, всех поэтических красок, воинственно ржущие, непрерывно взлетающие, непрерывно садящиеся…

Труб, скрестив на груди крылья, с насмешливой неприязнью следил за сутолокой у летающих лошадей.

— Неразумный народец, — проворчал он на вопрос, как ему нравятся пегасы. — Не умеют ни читать, ни писать. Я уже не упоминаю о том, чтобы говорить по-человечески.

В первый год пребывания на Земле Труб справился с азбукой, а перед отлетом на Ору сдал экзамен за начальную школу, а там интегральное исчисление и элементарная теория вещества, включая и ряды Нгоро. На Оре Труб устроил для своих сородичей училища. У ангелов обнаружились недюжинные способности к технике. Особенно они увлекаются электрическими аппаратами.

— Это же только лошади, хотя и с крыльями, — сказал я.

— Тем непростительней их тупость.

Я подмигнул Мэри. Было забавно, что один из любимцев Лусина поносит других его любимцев. Лусин от ангела, однако, легко сносил то, что не потерпел бы от человека.

— Расист, — сказал он и так ухмыльнулся, будто ангел не ругал, а превозносил пегасов. — Культ высших существ. Детская болезнь развития.

В отделениях за конюшней пегасов нас заинтересовал один крылатый огнедышащий дракон. Он был такой огромный, что походил скорее на кита, чем на дракона. Он лежал, пламенно-рыжий, в толстенной броне, из ноздрей клубился дым, а когда он выдыхал пламя, проносился гул. Полуприкрыв тяжелыми веками зеленые глаза, крылатое чудовище надменно посматривало на нас. Казалось невероятным, что эта махина может парить в воздухе.

— У него корона! — воскликнула Мэри.

— Разрядник! — с гордостью объявил Лусин. — Испепеляет молниями. Хорош, а?

На голове дракона и вправду возвышалась корона — три золоченых рога. С рогов срывались искры, красноватое сияние озаряло голову чудища. На молнии, испепеляющие врага, искорки похожи не были.

— Проверь! — сказал Лусин. — Кинь камень. Или другое.

— А почему сам не кидаешь камней? Твое создание, ты и проверяй.

— Жалко, — признался он, улыбаясь. — Не могу.

На прибранной Оре найти камешек не просто. Я метнул в дракона карманный нож. Дракон рывком повернул голову, глаза остро блеснули, туловище хищно изогнулось, а молния, вырвавшаяся с короны, ударила в ножик, когда тот еще летел, — ножик бурно вспыхнул, превращаясь в плазму. И тотчас же вторая молния, еще мощней, разрядилась прямо мне в грудь. Если бы жители Оры не защищались индивидуальными полями, все мы безусловно были бы ослеплены вспышкой, а сам я так же безусловно разлетелся бы плазменным облачком.

— Может сразу три молнии, — восторженно пояснил Лусин. — По трем направлениям. Имя — Громовержец.

— Не хотел бы я схватиться с Громовержцем в воздухе, — сказал потрясенный ангел.

Мне кажется, что Труб не так испугался, как позавидовал Громовержцу: ангелы возятся с приборами, изготовленными людьми, а дракон производит электричество самостоятельно.

Дракон успокаивался — приподнявшееся тело опадало, над короной плясали синеватые огни Эльма, тяжелые веки прикрывали потухавшие зеленые глаза.

— Громовержец так громовержец, — сказал я. — Существо эффектное. Но зачем нам в Персее Громовержцы с пегасами?

— Пригодятся, Эли.

Я тогда и понятия не имел, как жестоко Лусин будет прав!

Мы с Мэри вышли наружу, оставив Лусина с его созданиями и Трубом. Был вечер, искусственное солнце погасало.

— Одни! — воскликнул я. — На Оре — и одни, Мэри!

Мэри упрекнула меня:

— До сих пор ты больше стремился к своим друзьям, чем к одиночеству со мной.

Я рассмеялся. Нигде мне не бывает так хорошо, как на Оре!

— Ты, кажется, приревновала меня к Лусину и Трубу? Пойдем, я покажу тебе Ору.

Мы долго гуляли по проспектам планеты, заходили в опустевшие звездные гостиницы. Я рассказывал Мэри, как познакомился с альтаирцами, вегажителями, ангелами. Прошедшее нахлынуло на меня, призраки, живые, как во плоти, двигались рядом. Я вспомнил и об Андре. Здесь он совершал великие открытия, а я зубоскалил, придирался к мелким ошибкам. Пока он жил среди нас, мы недооценивали его, я больше других был этим грешен.

Внезапно я увидел слезы в глазах Мэри.

— Я чем-то расстроил тебя?

Она быстро взглянула на меня и спросила почти враждебно:

— Ты не замечаешь во мне перемен?

— Каких?

— Разных… Ты не находишь, что я подурнела?

Я смотрел на нее во все глаза. Она никогда еще не была так красива. Она отвернулась, когда я сказал ей об этом, долго молчала. Погасшее было солнце разгорелось в луну — на Оре по графику было полнолуние.