Евгений Эс - Атомный барон

— Внимание! Средневековый паркур! — выкрикнул он, — Исполняется впервые!

Разбежавшись, он прыгнул на бочку, а с нее оттолкнувшись от стены сарая, метнул свое тело, разворачиваясь в воздухе в противоположную сторону, на крышу навеса. Он почти допрыгнул, ударившись животом о край крыши, подтянул болтающиеся ноги, быстро взобрался на саму крышу, прошел несколько метров до места, где навес упирался во внешний забор, и который здесь был не выше полуметра. Последний прыжок вниз, и он оказался на улице. Находясь с внешней стороны решетчатого забора, он посмотрел на остолбеневших разбойников, которые не могли поверить тому, что жертва от них ускользнула. А непостижимый способ, которым это было проделано, ввел всех в состояние полной растерянности.

— Магия, — пробормотал один из разбойников пытаясь найти объяснение тому, что произошло на его глазах.

Виктор это расслышал и неестественно расхохотался. Его еще здорово адреналинило. Он нагло помахал на прощанье бандитам ручкой и изо всех сил рванул к месту стоянки фургона.

— Гони, Хлыст! Гони! — выпалил он еще издали и, запрыгивая уже на ходу.

Хлыст безжалостно стал наяривать кнутом и заставил лошадей перейти в галоп, которого до этого момента бедные животные не знали. Но это было лишним, их никто не преследовал.

А потом был неприятный разговор в логове разбойников. Сначала пришлось отчитываться перед Орком, а потом еще раз повторять всю историю Старому. Сомов не ожидал геройских почестей, но рассчитывал хотя бы на какую-то маломальскую благодарность. Однако не услышать ни одного доброго слова в свой адрес от Старого было чудовищно несправедливым. Такая реакция главаря сильно покоробила Виктора и только утвердила его в правильности выбора навсегда расстаться с бандитами.

Последним кого уже не слушали, а допрашивали с пристрастием, был Клоп. Главарь остался крайне недоволен всем, что узнал. Больше всего он был напуган перспективой начала войны с бандой Бирюка из-за убийства его левой руки. То обстоятельство, что тайная война против них и так уже вовсю идет, причем давно, Старый игнорировал. Заверения Сомова, что его лица под гогглами никто не разглядел и не сможет опознать, а использованные документы были краденными и не выведут на их след, Старого не успокаивали. Досталось всем, Орку, пытавшемуся спорить со Старым и защищавшему Виктора, Хлысту, понуро склонившему голову, братьям близнецам, не понимавшим в чем их вина и Сомову единственному, которому, в общем-то, было плевать на все страхи и проблемы Старого, поскольку он покидал банду. Главарь долго разорялся и уехал далеко за полночь злой и расстроенный. Укатили в ночную тьму Хлыст и братья увозя с собой связанного Клопа и прихватив пару лопат. В притоне остались только Орк и Сомов. Орк достал бутылку крепленого вина, и они устроились у камина, в котором догорал тент красного цвета.

— Да, ненадолго ты ушел из банды, — удовлетворенно констатировал Орк, — Зато дел каких успел натворить. Зарезать Одноглазого и Бешенного в логове Бирюка это же надо на такое решиться. Рисковый ты парень, Музыкант. Рисковый, но фартовый.

— У меня были на то личные причины, — угрюмо ответил Сомов, отправляя в огонь документы Итона Уоса, — Заодно я считал, что своими действиями оказываю братству услугу. А теперь не понимаю, что я сделал не так и чем недоволен Старый. Ему бы следовало мне премию выдать за раскрытие заговора, а вместо этого он только и делал, что орал. Не понимаю. Чего это на него нашло?

— А не надо было вчера к Вире лезть целоваться, — усмехнулся Орк.

— Я лез целоваться? — сильно удивился Виктор.

— Ну не ты. Она сама лезла. Но какая разница? — с иронией ответил Орк, а дальше продолжил с неожиданной злобой: — Стареет Старый. Осторожным стал, спокойствия хочет, рисковать боится. Дом в три этажа купил в престижном месте, где вокруг живут приличные законопослушные граждане и все у него в друзьях. Никто из них и не догадывается, чем на самом деле занимается их новый сосед. Приемы пышные у себя устраивает. Танцульки всякие. Вот ты когда-нибудь у него в доме бывал? То-то и оно. И я нет.

— А разве спокойствие это плохо? Кто же не хочет спокойствия и благополучия?

— Ну, нет, спокойствие это не по мне, — возразил Орк, — Я бунтарь. Беззаконник. Для меня жизнь без риска, как вино без дурмана. А ты сам, Музыкант? Ты-то чего от жизни хочешь?

— Я? — Виктор замолчал и надолго задумался.

Действительно чего он хочет? Стать богатым? Деньги у него уже есть и немалые, но они никогда не были самоцелью. Стать сильным? Можно считать, что и этого он достиг. Даже чересчур. Скоро впору будет открывать собственное кладбище. Совсем не это ему представлялось в детстве, когда он мечтал о том, чтобы стать сильным. Может успешно начатая карьера разбойника? Так нет, она ему претила. Тогда что? Семья и дом? Эти два простых слова неожиданно вызвали такие далекие и такие болезненные воспоминания, что Виктор опустил глаза, которые наполнились безнадежной тоской.

— Я просто хотел бы вернуться домой, — неслышно прошептал он.

Новая жизнь началась с прекрасного солнечного утра. Виктор в белоснежной рубахе нараспашку сидел во дворе дома Нурши, гладил свирепого пса, доверчиво положившего ему лобастую голову на колени, и наблюдал, как наглые воробьи воруют зерно из кормушки для кур. С мансарды доносились вполне приемлемые для слуха аккорды, исполняемые на гитаре Кропаликом. Сторож неторопливо рубил дрова на колоде, складывал их в аккуратную поленницу вдоль сарая и тоже прислушивался к звукам гитары. На веревках, протянутых между домом и сараем, покачивалась на легком ветерке постиранная одежда Сомова. На синем небе ни облачка. Безмятежная картинка умиротворяла душу.

Появилась незаметно подталкиваемая матерью старшая дочка Нурши и поднесла Виктору чашку молока на серебряном подносе, сделав неловкий книксен.

— Доброе утро, господин Эцио, — краснея, пропищала она, — Не желаете ли выпить охлажденного молока?

Сомов с улыбкой и благодарностью принял холодную чашку — не иначе, как из ледника только что вынесли и с удовольствием выпил. Красота.

— Никуда не годная одежа стала, — сердито сообщила Виктору Нурша, — Не отстирывается никак, теперь так в пятнах и останется. Не к лицу господам такую надевать.

— Так выбрось ее, — беззаботно ответил Сомов.

— Да разве можно такую одежу выбрасывать? — вплеснула руками Нурша, — Ей цена-то какая!

— Тогда сторожу вон отдай.

— Благодарствую, господин, — откликнулся сторож с поклоном.

— Ага! Как же! — возразила хозяйка, — Ты или пропьешь или снимут с тебя пьяного. Дам тебе из моих товаров, что попроще, а эту найду, кому продать.