Скотт Вестерфельд - Голиаф

Фольгер в тот момент, когда машина остановилась, сидел подозрительно сощурясь. Открылась дверца, и Алек выпрыгнул наружу, чтобы помочь спуститься Клоппу. Из авто, что ехало вслед за шагоходом, высыпали репортеры, направляя свои объективы на «Голиафа». Воздух здесь был с заметным привкусом соли. Открытое море находилось с той стороны на расстоянии с два десятка километров, но пролив Лонг-Айленд находился совсем рядом, в пешей досягаемости. Алек успел свериться по морским картам: пролив мелкий, водоходу переправиться ничего не стоит.

Алек посмотрел в небо. А впрочем, понятно: «Левиафан» сейчас слишком далеко, тайно зависает над узким перешейком между океаном и проливом. Хотя, возможно, с вершины центральной башни «Голиафа» из морского бинокля можно будет заметить… Под скептическим взглядом Фольгера Алек опустил глаза и заспешил вперед. Тесла уже размашисто шагал к башне, готовый осуществить доводку оружия окончательно. Если «Голиаф» с учетом усовершенствований сработает, как ожидалось, сегодняшние испытания изменят цвет восхода над Берлином — недвусмысленное предупреждение о том, что может произойти. Уж тогда германцам, в случае чего, несдобровать.

Аппаратная «Голиафа» смотрелась чем-то вроде жестянщицкой версии мостика «Левиафана». Она выдавалась вперед от крыши электростанции, а ее просторные окна давали обзор всех башен и темнеющего неба. По центру комнаты была встроена большая консоль с обилием рычагов и приборных шкал; вокруг громоздилось скопление покрытых светящимися трубками и стеклянными сферами черных ящиков на колесиках. Тесла отдавал своим людям распоряжения по множеству телефонных трубок, обеспечивающих связь с остальными зданиями комплекса. Через считаные минуты дым из труб электростанции повалил с удвоенной силой. Аппаратную наполнило электрическое жужжание, и у Бовриля шерсть встала дыбом.

— Поистине завораживающее зрелище, не так ли, ваше высочество?

Обернувшись, Алек не без удивления увидел возле себя Аделу Роджерс. Последние две недели репортерша Херста была на него в обиде за то, что сведения о папском письме он выдал не ей, а Малоне. Однако теперь ее пленяла важность момента, и глаза мисс Роджерс искрились в такт зажигающимся повсюду сферам и трубкам.

— Во всяком случае, это облегчение, — сказал ей Алек. — Быть может, мы в кои-то веки приближаемся к окончанию этой бойни.

— Никаких «может»! — категорично возразил у своих рычагов и ручек Тесла. — Этим вечером, ваше высочество, ваша вера в меня воздастся сторицей!

Мисс Роджерс бросилась писать в блокнотике:

— Мистер Тесла, что мы, по-вашему, сможем понять о вашем эксперименте отсюда, из этой комнаты?

— «Голиаф» представляет собой наземную резонансную пушку, в качестве конденсатора использующую саму планету. Вы увидите не что иное, как путь чистой энергии, которая исходит непосредственно из-под земли и устремляется в тропосферу!

— А это не опасно для воздушного судна? — насторожился Алек.

— При данном испытании нет. — Руки Теслы лежали на рычагах управления. — Но если я выпалю из «Голиафа» как следует, мы предупредим их отойти подальше. Километров, я думаю, на десять в любом направлении.

— Будем надеяться, сэр, что этого не произойдет, — сказала мисс Роджерс.

— Действительно, — буркнул Алек, про себя решив написать об этом в следующем письме Дэрин.

Бовриль у него на плече нервно заерзал, пытаясь пригладить свой мех. Алек, поглаживая зверка, ощутил потрескиванье статики. В воздухе пахло электричеством — примерно как тогда на хребтине летуна, над пучиной Тихого океана, когда они с Дэрин наблюдали приближение шторма. Когда она его, Алека, потом поцеловала.

— Кайзер, насколько известно, персона крайне сварливая и неуступчивая, — напомнила мисс Роджерс. — Сколько времени вы даете ему на обдумывание, прежде чем он пойдет на попятную?

— Это зависит от нынешнего эксперимента. — Тесла с улыбкой оглядел свою машину. — Если «Голиаф» сработает как надо, думаю, единственной демонстрации будет достаточно, чтобы его убедить.

Даже пробный эксперимент требовал изрядного количества энергии, и на пополнение конденсаторов оружия должны были уйти часы. Поэтому пока трубы дымили, а стрелки приборов понемногу поднимались вверх, в изящном обеденном зале, как раз под аппаратной, мистер Тесла подал своим гостям ужин.

Изобретатель сидел во главе стола, как всегда заказывая несколько блюд и сортов вин кряду, несмотря на поздний час. Алек был уже сыт этими лабораторными демонстрациями в Манхэттене, продолжавшимися глубоко за полночь.

— Видно, это опять займет всю ночь? — обреченно спросил он у сидящего рядом Фольгера.

Бауэр через стол, откашлявшись, сказал:

— Сэр, вообще-то в Берлине восход в семь. То есть по-здешнему в полночь.

— Разумеется, — спохватился Алек. — К месту сказано, Ганс.

— А вы думали, он закончит войну щелчком пальцев? — спросил Фольгер.

Алек не ответил, принимая подачу первого блюда, консоме с черепаховым супом. Хоффман с Бауэром на поданный им изящный фарфор поглядывали с некоторой робостью. Манхэттенские пиры Теслы обходили их стороной, а здесь, в глуши Лонг-Айленда, ввиду нехватки репортеров и инвесторов, их нежданно повысили до звания гостей. Присутствовали также старшие инженеры Теслы, в своих форменных куртках столь же безупречные, как в белых фраках.

Фабрикатные звери за столом изобретателя были, как всегда, запрещены. Алек поймал себя на том, что скучает по весу Бовриля у себя на плече и по его бессвязному говорку, в особенности с имитацией шотландской напевности речи Дэрин.

— Что с вашим настроением, ваше высочество? — с язвительной проницательностью поинтересовался Фольгер. — Может, полезна прогулка по взморью после трапезы?

— Да нет, что-то холодновато.

— Видимо. Да еще столько неприятных вещей в воде.

Алек вздохнул. Зря он столько наговорил в присутствии этого титулованного репейника о водоходе. Будет теперь цепляться, пока не выяснит.

— Я вот думаю насчет визитеров, — сказал негромко Алек. — Германцев.

— А они разве приглашены? Я что-то не в курсе.

— Да сами хотят навязаться.

Фольгер глянул на другой конец стола, где Тесла развлекал горстку репортеров разглагольствованием о том, как должны располагаться столовые приборы. Он всякий раз настаивал, чтобы ложки, ножи и вилки клали в ряд по три. В «Уолдорф-Астории» к выходкам эксцентричного постояльца уже привыкли; здесь же, в Шорэме, слугам еще лишь предстояло приноровиться к нравам эксцентричного хозяина.