Семён Афанасьев - Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 7

Нет, Нозоми не имела ничего против красноволосой одноклассницы ребёнка (тем более что та тоже показала себя с более чем достойной стороны).

Но Рисако Томиясу — это Рисако Томиясу. Разумеется, студентка университета биотехнологий была с её материнской точки зрения самым идеальным вариантом. По целому ряду утилитарных (и не только) причин.

***

— А ты здесь каким образом?! — сказать, что Мивако была удивлена, значило ничего не сказать. — Откуда? Ты же должна быть в больнице?!

— Кто тебе позволил так обращаться с моим ребёнком? — Нозоми аккуратно и тщательно прикрыла за собой двери кухни.

Маса с Рисако, повинуясь её воле, пошли сразу на второй этаж — общаться с Ю.

— Знаешь всё уже, — кивнула бывшая секретарша, мгновенно возвращая на лицо маску уверенности. — Хорошо. Давай поговорим об этом.

— Кто тебе позволил так обращаться с моим ребёнком? — Асада-мать подошла ко второй жене и без размаха залепила ей оплеуху.

— Ты чего?! — от удивления Мивако поперхнулась возмущением.

— Кто. Тебе. Позволил? — Ещё два хлопка ладонями, с двух сторон.

Взвизгнув, бывшая секретарша ударила в ответ. Попала запястьем по подставленному локтю. Схватилась за отбитую руку.

А в следующий момент локоть правой руки Нозоми Асады ударил Когу снизу в челюсть, убивая тем самым надежду решить конфликт малой кровью.

_______

Через некоторое время, там же.

— А ты сама себя прокормишь?! — Мивако, несмотря на непостижимость случившегося, вернула самообладание и сейчас говорила относительно спокойно.

— Да. На твоей шее висеть не буду, — спокойно ответила Нозоми.

Кога не нашлась, что сказать.

Она налила себе стакан воды, медленно его выпила и только после этого спросила:

— Что дальше?

— Ничего. — Спокойно ответила женщина. — Сейчас не то время, когда семья может позволить себе слабые звенья. Ты едешь к себе.

В этот момент раздался стук в дверь:

— Мама, ты меня звала? — Ю, просунув только голову, видимо, не могла решить, выходить ли.

— Да. Заходи.

— Я думала, вы тут разбираетесь? — дочь избегала смотреть в глаза.

— Мы уже разобрались. Мивако уезжает к себе.

— Как так?! — непроизвольно вырвалось у Ю. — Навсегда?

— Как минимум, на пару дней. Там видно будет. Почему ты не поддержала брата?

***

Моя местная мать, как истинная дочь своего народа, до последнего момента скрывала свой контроль над ситуацией.

Приехав домой, она первым делом закрылась на кухне с Когой, отправив наверх меня с Рисако.

На втором этаже я вначале показал гостье свою комнату (теперь уже, наверное, бывшую), затем мы собрали кое-какие вещи под удивленным взглядом Ю: сестрица, кажется, так и не смогла поверить своим глазам.

Она всё время порывалась что-то сказать, но в итоге не отважилась.

На каком-то этапе мать потребовала вниз и Ю. Та, весьма неохотно оставив нас, спустилась.

— Я бы очень хотела перейти от слов к делу, — многозначительно ухмыляется дочь Томиясу, когда мы остаёмся с ней наедине.

При этом она подходит ко мне вплотную, упираясь в меня своим декольте.

— Но, если мне не изменяет интуиция, внизу сейчас начнётся самое интересное, — добавляет Рисако, упираясь своим лбом в мой.

— Не понял?

— Слышу отголоски скандала, — она указывает взглядом на свой нейро-концентратор. — Расширение слуха и обоняния качала, теперь вот пригодилось.

— Какой нетривиальный выбор, — правда, как здесь не удивиться. — Ты на моей памяти первая, кто озаботился такими необычными характеристиками.

— Я в пейнтбол играю, в университетской команде. Людей со зрением и твёрдой рукой хватает и без меня. А вот с обонянием и слухом…

Интересно, что там за пейнтбол. И зачем в нём нюх и слух, как у собаки и кота, соответственно.

— Не слышишь разве? — дочь Томиясу отстраненно ухмыляется, прикрывая глаза и указывая пальцем в сторону лестницы.

Подхожу на два шага ближе, напрягаюсь:

— Слышу теперь!

А в следующую секунду вприпрыжку бегу вниз, потому-что истерически голосят сразу два голоса.

Отсюда не могу понять, кто именно.

— Я с тобой! — Выдыхает прямо мне в затылок Рисако. — Может, чем-то пригожусь!

_______

На кухне я в первую секунду теряюсь.

Ю, прижимая к щеке ладонь, затравленно смотрит на мать с дивана.

Мивако, с нечленораздельным криком бросаясь вперёд, натыкается на удар пяткой в колено.

И падает задом на пол, чтобы сберечь ногу от перелома.

— Я буду наверху! — тактично шепчет сзади в ухо дочь Томиясу. — Если что, всё слышу!

Она бесшумно удаляется обратно вверх по лестнице.

— Мама, это не перебор ли? — вхожу, на ходу ломая голову, как их размирять и растаскивать, если что.

— Маса, ты же не считаешь, что взрослая женщина, вырастившая двоих детей, нуждается в дополнительном руководстве со стороны несовершеннолетнего пацана? — мать отвечает вопросом на вопрос, не сводя внимательного взгляда с секретарши. — Особенно если этот пацан является её младшим сыном?

— Ну, тут я бы поспорил на тему профессионализма и личных компетенций, — обнимаю её сзади и с некоторым усилием начинаю перемещаться спиной к двери.

Она, повинуясь моему нажиму, вынуждена тоже перебирать ногами.

— Возрастом не вышел, со мной спорить, — достаточно зло огрызается Нозоми, пытаясь выкрутиться из захвата.

— И снова я бы поспорил. Джи-ти-груп не стала искать руководителя со стороны, — больше ничего не говорю, поскольку намёки хороши недосказаными.

А Нозоми Асада, насколько я вижу, понимает даже четвертьтона.

Мать, так и не передавив собственной силой мою таблетку в животе (я научился подключать последнюю для увеличения производительности мышц), вдруг ударяет пяткой в пол (на самом деле — в большой палец моей правой ноги, но я успеваю среагировать и вовремя его отдёрнуть).

— Ничего себе, ты разошлась, — удивившись, поднимаю её на всякий случай воздух.

Слава богу, руки первой жены Ватару прижаты моими к её телу.

Кога то ли под влиянием эмоций и нервов, то ли под действием какого-то непонятного мне расчёта, как по команде, именно в этот момент подрывается с пола и с нечленораздельным криком бросается вперёд, на нас.

С другой стороны, логично: руки матери заблокированы, сама она не имеет даже опоры под ногами.

Логично, но как-то неблагородно.

Не знаю, чем бы это всё закончилось, потому что убрать живой груз себе за спину я не успеваю физически.

С запозданием приходит мысль: бить Мивако, пожалуй, тоже не смогу. Во всяком случае, однозначно не буду бить её так, как надо — боевой частью кулака, расчетливо выводя из строя.

А полумерами её сейчас не остановишь: вон, глаза сверкают, только что пена изо рта не летит.