Андрей Левицкий - Тропами мутантов

Из аналитической записки главы Министерства

Аномальных Ситуаций (МАС) Президенту РФ

Особо важно.

Только лично.

1 (один) экземпляр.

…на данный момент известны минимум 4 так называемых «Зоны», которые называют: Тунгуска, Новая земля, Везувий, Московская Зона. Однако невозможно говорить со стопроцентной вероятностью про отсутствие других «Зон» на планете (некоторые, имея относительно небольшую площадь, могут быть скрыты в джунглях, в районах вечных льдов, других ненаселенных и труднопроходимых областях). Интерес представляют сходность аномальной фауны и флоры на различных и, казалось бы, не связанных между собой локациях. Но особое внимание приковывает к себе так называемая «Зона Мохова» (по имени впервые наткнувшегося на нее егеря Ивана Мохова) – накрытая колпаком неизвестного науке искажения, полностью отрезанная от нас область.

Когда вертолет заложил крутой вираж, Зона открылась взгляду во всей своей мрачной и величественной красе.

Я сидел посередине, и видно мне было не очень. Нашли куда посадить крутого знаменитого репортера, умники. Слева от меня находился десантник по имени Костя, а справа белобрысый здоровяк, которого почему-то называли Пригоршней. Он был в ковбойской шляпе, перехваченной ремешком у подбородка, сделанной не из кожи, а из темного брезента. Головной убор явно не по уставу. На обоих камуфляжные комбезы и разгрузки. А на мне джинсы, рубашка да кожаная куртка…

Пилот заметно нервничал, хотя мне говорили, что он спец и летал над Зоной много раз. Впрочем, тут летай – не летай, но если попадем под Всплеск, один из тех, что начали происходить в последнее время, то кранты нам вместе с машиной.

Рокоча винтами, вертушка двигалась невысоко над кронами деревьев. Когда она снова круто накренилась, я плечом навалился на Костю, и он пихнул меня локтем в бок:

– Отвали!

Пригоршня покосился на нас. Этих двоих мне выделило для охраны армейское командование Периметра, окружающего эту Зону длинной глухой стеной. Вояки на ножах с Министерством Аномальных Ситуаций, которое заправляет в Зоне всем. МАС их сильно подвинуло, почти полностью отстранив от трафика артефактов, которые добывают в Зоне. А кому понравится, когда посторонняя рука залезла в твой карман, хорошенько пошарила там и вытащила все деньги? Теперь у военных и МАС чуть ли не война – но скрытая, незаметная.

– Поменяемся местами? – предложил я Косте, вспомнив, что надо изображать репортерское рвение. Все-таки я и правда известный «экстремальный репортер», а что в Зону прибыл совсем за другим, так про это никто не знает, кроме меня, конечно. – Хочу снять панораму.

– Девок на шоссе Энтузиастов будешь снимать, – отрезал он. – Сиди и не отсвечивай.

– Я тоже испытываю к вам чувство глубокого уважения, Константин, – хмыкнул я.

– Да ладно, Костян, – добродушно пробасил Пригоршня, – пусть поглядит мужик, хуже тебе от этого будет, что ли?

Он пересел на мое место, я – на его и сразу приник к иллюминатору. Вертушка летела над редколесьем вдоль насыпи с асфальтовой дорогой. За нею виднелись развалины, а впереди между холмами было обширное поле. Москва осталась за спиной, ее не видно, и это радует: надоела мне бывшая столица по самое не могу. И теперешняя ситуация, когда власти переехали в Питер, а вся северная Москва превратилась в предбанник Зоны, город не улучшила – стал он от этого только опаснее. Вообще, Зон на планете теперь множество.

– К Химкам приближаемся. Эй, репортер! – голос Пригоршни в наушниках звучал добродушно. – Так ты, стало быть, телевизионщик?

Я ответил, не оборачиваясь, направив объектив камеры в иллюминатор:

– Нет, журналист я.

– Журналист он… И что пишешь, журналист?

– Статьи про экзотичные страны, про экстремальные виды спорта и аномальные места. Но сейчас решил сделать еще и видеорепортаж.

– Про Бермудские треугольники сказочки сочиняешь? – презрительно бросил Костя.

– Нет, про него не писал.

Он не слушал:

– А теперь, значит, решил про Зону этот… пасквиль накатать? Прилетел, как в зоопарк, и фоткаешь, вроде мы звери в клетках?

– Типа того, – согласился я. – А-ну, изобрази обезьяну, Костя… Хотя нет, не надо, и так для репортажа годишься.

– Что-о?! – взъярился он, и тут широченная, как совковая лопата, рука Пригоршни опустилась на его плечо и припечатала зад приподнявшегося десантника обратно к сиденью.

– Ты задобал, Костян, – признался Пригоршня, вроде и по-прежнему добродушно, но уже и грозно. – Че ты его достаешь всю дорогу? Сиди и не отсвечивай!

Я незаметно ухмыльнулся, искоса наблюдая за ними. Месть сладка, даже если она чужими руками сделана! Костя заметно стух и, спихнув руку Пригоршни, отвернулся. Вообще, он прицепился ко мне с того самого момента, когда в военном лагере на Периметре этим двоим приказали охранять меня, и донимал подколками. Мне, впрочем, на язвительного десантника с его изящным чувством юмора было глубоко наплевать – у меня в Зоне свой интерес, свое дело, я не отвлекался на ерунду.

Разобравшись с Костей, Пригоршня снова развернулся ко мне и показал на шрам, украшающий мой лоб справа и рассекающий напополам бровь:

– А это у тебя откуда, журналюга?

– В Афганистане получил.

– В Афгане был? – снова влез в диалог Костя, и по тону его было понятно, что он мне верит примерно как хасид шахиду.

– Делал репортаж про наркомафию. В горах их люди выследили меня, ну и навалились…

– Врешь, тебя б там замочили на раз, репортерчик!

– Да, почти и замочили, – пожал я плечами. – Но вот отбился как-то… С двумя пулями в боку и ножевым ранением головы.

Они переглянулись, и Костя на очередном вираже покрепче сжал лежащую на коленях «Грозу» с подствольником.

– А в Зоне капец бы тебе пришел, если бы бандюки местные навалились. Не отбился бы. Или в аномалию попал бы – и суши брюки.

Аномалиями здесь называли локальные образования, появившиеся после возникновения первых Зон, – словно мины, аномалии разбросаны по всем этим неласковым землям. Бывают они психические и физические, стабильные и ползучие… Для людей большинство смертельны. Научного объяснения тому, как они появились, до сих пор нет, ученые только руками разводят. А военные, не будь дураками, вовсю исследуют их в своих лабораториях.

Ничего не ответив Косте, я снова нацелился камерой в иллюминатор – типа снимал. Под нами было поле, где высились горы мусора и груды ржавого металла. Между ними тянулась колючка на бетонных столбах, дальше – ржавела толстая труба на сваях. Я подался к иллюминатору, разглядев, что впереди по растрескавшейся асфальтовой дороге идут четверо людей в потрепанной одежде. Один вдруг оглянулся на вертушку, что-то сказал другим – и они бросились в разные стороны.