Сергей Горлов - Царская рать

– Что ж ты? – покачала головой Кира и вытянула салфетку из зажима под столешником.

Внутри каждого предмета на кухне был магнит на случай сильной качки.

Трактор ехал по хвойному лесу высотой пятнадцать-семнадцать метров. Даже отсюда было видно мягкую, мясистую и длинную хвою, с шишечками как у кипарисовых. Торстен с интересом смотрел, как макушки деревьев впереди трясутся и качаются, словно от ветра. Лиственницы были корявые и разлапистые. Уэрр поднял обзор до верхнего уровня, так что они видели в основном подминаемые и уходящие вниз кроны и стволы с красноватой корой, а за ними серое облачное небо.

Скорость была совсем небольшая, километров пятнадцать в час. Почти сплошной массив леса тянулся на карте от безымянных снежных гор на севере прото-Монголии, обтекая большое внутреннее море и далее до самого Северного океана. Трактор пересекал его в самом удобном месте.

Карта была в верхнем углу обзора справа. А в середине внизу появились и медленно пошли белые буквы отчёта анализатора.

– Надо меньше наливать, – сказала Кира, вытерев лужицу крепкого чая.

– Так-так, – промолвил доктор, с удовольствием вдыхая воздух хвойного леса.

У него вообще было хорошее настроение.

– Три недели назад, – сказал Торстен. – Ровер.

– Сейчас посмотрим, – сказал доктор, нажав на пару клавиш. – Да, ты прав… – пробормотал он через несколько секунд.

– А размеры-то, – сказал Торстен.

– Ты забываешь о карликах, – заметил доктор.

– Ну, если специфики нет…

– Всякое бывает, – сказал доктор.

– Будем Крису передавать? – спросил Торстен.

– Нет, – качнул головой доктор.

Вездеход двигался, словно прокладывая перед собой дорогу во глубине зелёных волн, которые расступались с двух сторон. По веткам падающих деревьев иногда пробегали красные сумчатые белки и другая живность.

– Смотри, Кира, – воскликнул молодой парень, двинув её тарелку.

Девушка оглянулась. В поваленных ветках и стволах запутался гигантский бурый мегатериум с толстым мохнатым хвостом как у кенгуру и клыкастой медвежьей мордой. Обречённый зверь отчаянно изворачивался.

– Ешь лучше кашу, – сказала она.

– Ага, – сказал он и подложил себе масла в середину глубокой фарфоровой миски.

Молочная овсянка дымилась, и масло таяло довольно быстро, образуя желтоватое озерцо посреди белой каши. Торстен посмотрел на него и принялся есть.

В салоне был зелёный ковёр с салатовыми разводами.

– Не опаздывай, – оглянулся Крис на вошедшего Тима.

Зарядку делали под музыку, быструю и ритмичную.

– «Раз-два, три-четыре», – говорил убедительный голос.

Тиму казалось, что говорит доктор Уэрр. Но он его ещё совсем не знал. Он встал сбоку и сходу начал делать нагибания, по дороге кинув «привет» Ирине. Она стояла позади, в нежно-сиреневых рейтузах и футболке такого же цвета, но чуть потемнее. Без очков она казалась какой-то наивной со своими двумя веснушками. За ней, в тёмной глубине низкого паркетного подиума, чуть поблескивал серый изгиб экрана во всю стену, от колена до потолка.

Салон был длиной двенадцать метров, а шириной шесть, и они стояли далеко друг от друга.

– Приступим, приступим, – пообещала Ирина распрощавшемуся диктору, гибко поднявшись с пола после последнего упражнения на спине.

На тёмно-серой стенке в дальнем конце зала зелёные стрелки показывали шесть двадцать три. До неё расстилался зелёный ковёр, как сказочная поляна в тускловатом свете утренних светильников. На нём так и хотелось порезвиться и поваляться. Молодая женщина вспомнила детство. Такое далёкое…

Ей стало жалко всего.

Компактные стулья с прямыми спинками стояли вдоль стен. Когда нужно, они укреплялись в тёмно-зелёных резиновых гнёздах, рассыпанных крапинами по ковру, и могли соединяться в длинные скамьи. Они были сделаны из обрезков толстой лаковой доски тёмного медового цвета.

«Не могли ничего лучше придумать», – подумал Крис.

– Крис, пойди сюда, – позвала его Ирина.

На голом запястье девушки был тоже пультовый нарукавник.

– Чего тебе? – сказал он, подходя.

– Может, ты останешься, вместо Тима? – сказала она, понизив голос до полушёпота.

– А что? – спросил Крис почти нормальным голосом.

– Я пошёл, Крис, – сказал Тим.

– Ладно, – сказал Крис. – Я сейчас.

– Ты слышал, что Уэрр сказал? – Ирина серьёзно посмотрела на него зелёными глазами без очков. – Боевая обстановка.

Она говорила тихо, хотя Тим уже вышел.

– Ну ладно, – нехотя сказал Крис. – Я подумаю.

Хотя думать тут было особенно нечего.

– Ага, – согласилась она, разглядывая его.

Как молодая учительница, поймавшая с поличным пионера в лесу во время мёртвого часа. Она вообще обладала способностью вгонять человека в смущение.

«Чего это она?» – не понял он.

– Ну ладно, я пошла, – сказала она и повернулась, чтобы уйти.

– Ага, – сказал ей в спину Крис.

– С лёгким паром, – сказала Ирина, округлив глаза за большими и лёгкими стёклами очков. Она уже сидела за столом, аккуратно расставив все тарелки, фаянсовые кружки и прочее. В середине ещё дымилась на сковородке яичница с зелёным луком и грудинкой. Сковорода была размером с сиденье табуретки.

– А тефтели где? – спросил Тим, усаживаясь на своё старое место.

– Тефтели на обед, – сказала Ирина.

– Тебе ещё мало? – удивился Крис.

– Я так просто, – сказал Тим. – Вкусные были.

– Ничего, у нас тут всё вкусно, – сказала Ирина. – А ты не очень-то увлекайся, а то толстый будешь.

Крису опять вспомнился пионерский лагерь.

– Не буду, – сказал Тим, уже жуя.

А речка была полна ещё утреннего тумана. Кто-то перевёл обзор намного левее. Солнце всходило сзади. Между ним и далёкими лесами был уже синий проём неба толщиной с руку.

Начинался новый неведомый день.

– Хотите, сон расскажу? – спросила Ирина.

– Хороший? – поинтересовался Тим.

Он был в той же одежде, что и вчера.

– В каком смысле? – спросила Ирина.

– Ну, в этом… в прямом, – сказал он.

– Не особенно, – сказала Ирина. – Ни в прямом, ни в косвенном.

– Переносном? – уточнил Крис с набитым ртом.

Яичница была состряпана со знанием дела. Ирина, очевидно, собиралась кормить их на убой. Она мельком взглянула на него, не удостоив ответа.

– Про вас с Крисом, – сказала она, – Что вы влипли в какую-то глину и застряли.

– Правда? – спросил Крис, повернув голову, чтобы убедиться.

Она сделала то же, и он увидел рядом грустное и белое лицо с чуть надутыми губами. Лицо было в тени от восходящего солнца.

– Правда, – сказала она коротко. – И не могли вытащить ноги. А я как дура плакала о вас.

Её тарелка была ещё пуста.

– Ха, – весело осклабился Тим.

Жизнь была прекрасна. И яичница с грудинкой тоже. Он съел уже половину своей порции. А она была довольно приличная.