Валерий Михайлов - В поисках Минотавра (сборник)

Кстати, об эти вычисления разбиваются и уверения тех, кто считает, что стихийные катастрофы являются реакцией Земли на вашу деятельность. Да она попросту ещё не заметила вашего существования.

– Подожди, – дошло до меня, – но если ты работаешь с сознанием планеты, ты должен и функционировать в её временном масштабе. Как же ты тогда функционируешь в масштабе нашем?

– А ты не такой тупой, как любишь казаться, – улыбнулся он, – ты прав, некий планетарный психиатр функционирует в масштабе Земли. Он вмешивается в её сознание, и это вмешательство, разумеется, отражается на её картине мира, создавая некое отражение его персоны, которое вы и воспринимаете как Инспекцию. Ну а я, тот, которого ты видишь перед собой, – всего лишь отражение отражения, функционирующее уже в вашем масштабе времени. И в этом смысле я столь же реален, как ты или всё, что вокруг. Вот только я больше вас знаю, и умею в некоторой степени влиять на окружающую меня картину мира.

– Подожди, но если всё так, как ты говоришь, то ни твоя Инспекция, ни моё в ней участие не имеют никакого смысла, – понял я.

– А это уже как посмотреть. Если в масштабе планеты, то никакого. Но в нашем с тобой масштабе для нас только наша жизнь и может иметь значение, потому что, кроме как нам, она вообще никому не нужна. Сечёшь?

– Другими словами, наша жизнь обретает смысл исключительно потому, что она бессмысленна?

– Сказано в духе подражателя даосам, но верно.

Принесли еду, и мы полностью ушли в поглощение поистине великолепной пищи и прекрасного вина. Закончив есть, выкурили по сигаре.

– Пора, – сказал дракон, докурив сигару, и встал из-за стола.

– А мы что, платить не будем? – удивился я.

– А мы уже заплатили тем, что соизволили здесь отобедать. Как тебе, кстати, обед? – поинтересовался дракон, явно уходя от темы оплаты. В любом случае он лучше меня знал, как себя здесь вести.

– По-моему, просто великолепен, – ответил я.

– Баранина, правда, малость жестковата, но это не её вина.

– В смысле? – не понял я.

– По своей сути баранина – очень капризная субстанция, и она буквально терпеть не может, когда её пытаются в чем-то обвинить. Она может годами таить обиду, но рано или поздно всегда мстит обидчику, заставляя платить по полной за каждое неосторожное слово. Так что о ней, как о президенте, либо хорошо, либо ничего. Лучше, конечно, обходиться без нелицеприятных высказываний в её счёт, но если ты всё же что-то ляпнешь, говори всегда, что это не её вина, и тогда баранина тебя простит. Таков уж у неё характер, хотя, впрочем, это не её вина. Ладно, перейдём от баранины к баранам. Когда у тебя начинается рабочий день?

– В девять.

– Отлично. И не опаздывай. До завтра.

Попрощавшись со мной, он щёлкнул пальцами, и я проснулся на своём рабочем месте. Сначала я решил, что мне всё приснилось, но ощущение сытости и застрявшее между зубами мясо говорили об обратном.

К тому времени, когда я на следующий день пришёл на работу, у двери в комнату дракона выстроились все более или менее, как я понял, официальные представители филиала. Из них я знал только Людмилу Юрьевну и Кирилла Фёдоровича. Незнакомцами были тучный мужчина в турецком костюме и застиранном галстуке под цвет того, что он не надел, красномордая дама с талией навыпуск, и три разного уровня страшности девицы в а-ля народных одеяниях. Средняя держала поднос с хлебом-солью и по-американски скалила далеко не голливудские зубы. Короче говоря, картина Репина «Пошлость».

– Ты почему не позвонил? – накинулся на меня Кирилл Фёдорович, едва я вошёл. При этом его голос сорвался на интеллигентский визг, означающий крайнюю степень негодования.

– Согласно вашим инструкциям или согласно ваших инструкций. Извините, не знаю, как правильно…

– Что? – взвизгнул он октавой выше. – Да как вы можете…

В своём негодовании он был настолько смешон, что мне с трудом удалось удержать себя в руках.

– Вы мне сами сказали, чтобы в случае чего я вам позвонил.

– Так какого, прошу прощения, чёрта?..

– Я не позвонил, потому что «в случае чего» – это в случае чего-то неординарного. А если учесть, что я должен был ждать прибытия инспектирующего нас дракона, то прибытие дракона трудно назвать экстраординарным событием.

Кирилл Фёдорович готов был похоронить меня под кучей аргументов, но Людмила Юрьевна не дала ему открыть рот.

– А ведь он прав, – сказала она, еле сдерживая смех, – впредь, Кирилл Фёдорович, давайте верные инструкции.

– Но как же так, Людмила Юрьевна? – жалобно вскричал он. – Я же…

– Вот так, – закончила она дискуссию.

– Ну, ничего. Дракон здесь будет не вечно. Я с тобой ещё разберусь, – прошипел Кирилл Фёдорович театральным шипением.

В ответ я мило улыбнулся. А в следующее мгновение в дверь со стороны дракона вставили ключ. Все, кроме меня, мгновенно отреагировали, выполнив сначала команду в две шеренги становись, – в первой шеренге барышни в костюмах, – затем равняйсь, смирно, и равнение на дверь. Я же стоял в позе вольно чуть сбоку от этого цирка. Прежде, чем открылась дверь, Кирилл Фёдорович успел метнуть в мою сторону суровый взгляд, означающий «стать в строй сейчас же!», но я решил не заметить. С детства ненавижу быть в строю, особенно в пошло-убогом.

Наконец, дверь открылась, и пред нашими очами предстал, зевая и потягиваясь – в точности как Траволта в фильме, где он играет ангела, – сам господин дракон. Вот только одет был поприличнее, чем Траволта: джинсы, футболка, туфли… Да, забыл сказать, что дело было в средине августа, а в средине августа, если кто не знает, в Аксае жаркое лето.

– Чего шумим? Чего негодуем? – спросил дракон, выходя из комнаты.

– Добро пожаловать на донскую землю! – хором произнесли ряженые девицы. – Не побрезгуйте нашим хлебом-солью.

Они собрались и дальше нести заученную наизусть патетическую чушь, но дракон остановил.

– Весьма рад с вами познакомиться, и обязательно уделю всем внимание, но чуть позже. Сейчас прошу меня извинить – дела.

– Да… разумеется… конечно… – ответили разочарованные администраторы.

– Прошу вас, друг мой Санчо, – сказал дракон мне, демонстративно распахивая дверь в свою комнату, – увы, но время к нам неумолимо.

– Куда сегодня спешим? – спросил я, когда за нами закрылась дверь, и мы вновь перенеслись в очередную альтернативную версию Аксая.

– Я – никуда. А ты?

– До пятницы я совершенно свободен, – процитировал я шедевр.

– Тогда пойдём проинспектируем накатывающую силу.

– В смысле? – не понял я. Разумеется, я читал Кастанеду, но поклонником не был.

– А в том смысле, что пойдём куда-нибудь накатим.

Я не то, чтобы хотел накатить, но отказываться от приглашения не стал. В результате мы зарулили в милый, декорированный во французском стиле подвальчик, каких в привычной мне вариации Аксая отродясь не водилось.