Дмитрий Старицкий - Путанабус. Две свадьбы и одни похороны

Выскочивший на наш звонок в калитку Зоран оказался «югом» [52] Югослав ( сленг ). лет тридцати пяти – сорока. Худощавый, тонкокостный и узкозадый. С конским хвостом начищающих седеть черных волос. Виски были уже седые совсем. В правом ухе – серьга с крупным фиолетовым рубином. Усы подковой и испанская бороденка. И черные глаза с пушистыми, как у девицы, ресницами. Одет он был в черную шелковую рубашку навыпуск и черные же слаксы.

Мы представились по-английски.

Гостям он обрадовался вполне искренне. Мне твердо пожал руку. Кате облобызал пальчики, на что она, польщенная, сделала книксен, который довольно смешно смотрелся в камуфлированной полевой форме с громоздкими тяжелыми берцами.

Представился он также по-английски, правда немного чопорно:

– Зоран Дундич, артист и сербохорват, – и, лукаво посверкивая цыганским глазом, ждал реакции. Видно было, что это у него «дежурная котлета».

– В смысле языка? – спрашиваю.

– Нет, в смысле национальности. Отец – хорват, мать – сербка. За ленточкой жизнь прожил практически в Италии. Так что, если вам будет удобно, могу общаться с вами по-итальянски, на родном сербохорватском, в обеих его ипостасях, по-французски тоже, но хуже.

– А на русском? – спросила Катя.

– Аз могу, – Зоран сразу перешел на русский, с некоторыми вкраплениями сербских слов, – но не подробно. А что улицей стоим? Прошу за мной.

Он провел нас через калитку, и мы оказались на небольшой вымощенной брусчаткой площадке, ограниченной с одной стороны воротами, с другой – гаражом на две машины. Справа – каменным забором, слева – палисадником с цветами и садовой скамейкой-качалкой под маркизой.

Потом прошли между домом и гаражом в глубь молодого сада, где нас усадили в деревянную решетчатую беседку, увитую виноградом. Там были самодельный деревянный стол и лавки вдоль стен.

– Одну минуту, – извинился хозяин, усаживая нас в этом строении, – сегодня как раз тот день, когда я без прислуги. Так что, одну минуту ожидания, и я в полном вашем распоряжении.

С этого места открывался прелестный вид на океан. Деревья в саду изначально были посажены так, чтобы этот вид из беседки не загораживать.

Любуясь океаном, я спросил Катю:

– Ну как тебе этот фотограф?

– Никак. Он педик, – фыркнула девушка в ответ.

Дальнейшее развитие обсуждения этой темы прервал сам гостеприимный хозяин, который с видом заправского циркача-эквилибриста принес литра на три домоджану [53] Домоджана – оплетенная соломой или синтетической полосой стеклянная бутыль на три – пять литров с одной ручкой. Распространена на Балканах. и два медных подноса с закуской и стаканами. Быстро расставив все это на столе, присел сам, разливая черное вино в турецкие стеклянные стаканы.

Ну-у-у… такие… пузатенькие… из которых азербайджанцы чай пьют. Вот.

Из закуски в наличии были хлеб, брынза, мед в сотах, какой-то порезанный фрукт и соленые маслины.

– Мед откуда? – удивилась Катя.

– Местный, – улыбнулся Зоран. – Есть тут под городом пасека. Словенцы держат. Мои хорошие знакомые. Вы его лучше пробуйте, чем лицезреть. – Он подал Кате ручкой вперед короткий столовый нож. – Такого вкуса вы, уверен, не пробовали никогда.

Мед действительно имел очень богатый, но несколько специфический вкус, немного острый, как бы с перчинкой, и не такой приторный, как на Старой Земле. Но все же это был мед. Слегка похожий на староземельный, собранный с горных трав Алтая.

– Божественно, – отметил я, когда, прокатав по небу «млеко пчел», украдкой выплюнул в ладонь комочек воска. – Беллиссимо. На этом здесь можно состояние сделать.

– Они тоже на это надеялись, но пока не получается у них, – грустно сказал Зоран. – При пересечении Ворот только один рой уцелел. Остальные в течение месяца окочурились. И вот уже два местных года прошло, а пчелы не роятся, хотя матка их производит исправно. Приходится каждые полгода новый улей колотить. Немного больший по размеру. Сейчас он уже больше термитник напоминает. Урбанистический.

– Грустно это, – сказала Катя.

В ответ Зоран покачал головой, соглашаясь.

– А с чего нектар пчелы собирают? – заинтересовался я проблемой.

– С окрестных трав, которые рогачи едят. Там так устроено, что каждый месяц что-либо да цветет. Как на Ядране [54] Ядран ( сербск .) – Адриатическое море. . Но что мы на пчелах зациклились? Предлагаю выпить за знакомство. На здрав!

Вино было очень хорошим, хотя и самодельным.

– Вранец? – спросил я, ставя пустой стаканчик на стол.

– Вранац [55] Красное вино, производимое в Сербии, Косово, Метохии, Черногории и Македонии из винограда сорта Вранац. , – поправил меня довольный Зоран. – Свой. Домашний. Уже новоземельный. Это прошлогодний урожай.

– Отличное вино, – произнесла, слегка причмокивая, понимающая в этом вопросе Катя, – но что-то я виноградника у вас не увидела.

– А он там, – махнул рукой Зоран в сторону моря, – дальше вниз по склону, за садом. Отсюда его не видно. А вот от того дерева – вполне. Если интересно, то я вам его покажу.

Так, отставить смотрины. Мы сюда по делу приехали, а не вино пьянствовать. Чую, что Зоран сам набиваться на работу не будет. Гордый.

– Вообще-то мы к вам по делу, – набрался я серьезного тона.

– Не убежит же от нас дело, – весело улыбнулся Зоран.

По всему выглядело, что ему наша неожиданная компания нравится, и он явно настроен на продолжение банкета. Мне он тоже был симпатичен. Как человек, не как мужчина. Не подумайте лишнего.

– В том-то и дело, что убегает, – вздохнул я. – Сроки жесткие.

– И что вам понадобилось от артиста, если не хотите общаться с виноделом?

– Фотографии.

– С выездом? – деловито осведомился сербохорват.

– Нет, мне Линда сказала, что у вас тут хорошая студия.

– Если Линда так сказала, значит, так оно и есть, – с гордостью ответил Зоран, щелкнув пальцами. – Аз имам хорошая студия, даже косой подиум имам. Но не стоит бросать уже налитое вино. Примета плохая. Молям, – поднял он свой стакан.

Мы допили разлитое вино и пошли вслед за Зораном через сад в отдельно стоящее здание без окон, своим внешним видом напоминающее каменный сарай, однако со стеклянной крышей.

Внутри залитого солнечным светом просторного помещения с высоким потолком, напоминавшего мастерскую художника, стояло несколько разнокалиберных штативов, а по стенам – шкафы с прикрытыми дверцами. С потолочных балок свисали гроздьями разнообразного размера софиты. В торцевой стороне комнаты был подиум со скошенной частью подмостков, на которых лежала брошенная и не убранная стремянка.

– Здесь я могу делать все, – объявил Зоран, – и готов выслушать, что именно вам от меня надо. Вы понимаете разницу между перформансом и инсталляцией? – начал Зоран задирать нос.