Ян Валетов - Ничья земля. Книга 2

А потом резко, в один день, все кончилось.

Безо всяких видимых причин. Просто Сашка перестал пить – и все. О причине, вызывающей срывы, Сергеев знал наверняка, а вот о причине выхода из пьяного кошмара не знал никто. Но тому, что Вязаный «завязал» – радовались все.

– Ты ж знаешь, – продолжил Вязаный таким же напряженным голосом, и опять откашлялся с сипением закоренелого курильщика, – я давно не пью. И не нюхаю, чтоб ты знал… У меня не бред, не горячка… Я звоню тебе потому, что Мангуст сбрендил. Просто сбрендил!

Потом он внезапно всхлипнул, как человек, который собирается разрыдаться, заперхал и опять всхлипнул, натужно всасывая воздух, и от этого звука, похожего на предсмертный всхлип, у Сергеева стало холодно внутри. Так холодно, как будто на сердце выпал и заискрился кристаллами голубоватый, колючий иней.

– Что стряслось? – спросил он, чувствуя, что Сашкины эмоции, Сашкин страх накрывают волной, заставляя кожу на затылке собираться складками. – Ты в порядке? Хоть сам цел?

– Да цел я, цел! Что мне сделается? Я вчера говорил с Мангустом… В общем, так, Умка. Я бы не хотел говорить об этом по телефону… Бери семью и мотай из Киева подальше. Куда хочешь, но мотай. Хоть на Западную, хоть в Донецк!

– Не дури! Чего ради я должен бежать? – удивился Сергеев искренне. – Я вообще-то в Прагу сейчас улетаю, на денек, по делу… Вернусь послезавтра. Слушай, Сашка! Не бери ты дурного в голову! Мангуст давно настоящий псих! Бросай ты на фиг свою Москву, дуй ко мне, я же тебя много раз звал! Что ты там забыл в своих каменных джунглях? У нас в Простоквашино…

– Сергеев! – попросил жалобно Вязаный. – Ты послушай меня, я тебе клянусь, что не пью сейчас! Я трезвый. В завязке глухой. Если наши в ближайшее время не договорятся с вашими по поводу трубы, если ультиматум, который поставил ваш ненормальный…

Кручинин не должен был знать про ультиматум. Если серьезно, то и Сергеев не должен был знать про ультиматум. Про ультиматум должны были знать только первые лица в государстве да первые лица в конторах, приклеившихся к трубе, – каждая со своей стороны. Слова Сашки лишь подтверждали старый тезис: что знают двое – знает каждая свинья.

Ультиматум плавно проистекал из заварухи, случившейся четыре месяца назад, когда россияне в очередной раз перекрыли газовый кран, и промышленность западных соседей – от Украины с Белоруссией и братских славянских народов до далеко не родственных немцев – забилась в конвульсиях. Спустя неделю после отключения газа на три дня был перекрыт нефтяной поток, и вот тогда-то Европа испугалась по-настоящему. А ведь о том, что такое может случиться говорили не раз и не два за последние несколько лет. И перекрытия уже случались, пусть не такие длительные, но случались, естественно, все делалось исключительно в воспитательных целях! И каждый раз момент выбирался самый подходящий – ориентировались по погодным или политическим условиям, – так чтобы соседям мало не показалось, но ни разу Крутов не проявлял такой, как сейчас, решимости довести дело до логического конца.

Логический конец подразумевал полную и окончательную капитуляцию соседей, а главной целью Александра Александровича было подмять под себя всю газотранспортную систему стран, через которые Россия качала на Запад черное и голубое золото, и наконец-то обезопасить свою страну.

Компромиссы в борьбе за энергетическое господство не допускались, так как господство энергетическое означало и политическое доминирование, а значит, возвращало России единственно понятную ей роль: роль лидера и старшего брата. Александр Александрович не только создавал ситуацию, но и с удивительной ловкостью пользовался сложившейся мировой конъюнктурой, в очередной раз доказывая всему миру, что нравственность ничего общего с государственной целесообразностью не имеет.

Сергеев, хоть и находился с другой стороны границы, но не мог не признать, что и сам бы на месте Крутова постарался бы использовать ситуацию на полную катушку. Не сделать этого – означало навсегда потерять позиции. Не свои, естественно. С собственными позициями Александра Александровича как раз было все ясно. А вот позиции страны…

Пока что двойная нитка, тянувшаяся из глубин Сибири, через Украину и Белоруссию в Европу, была единственным мостом между частью России и благополучием. Страны-транзитеры после развала Союза ощутили свою незаменимость в вопросах транспортировки топлива даже острее, чем национальную идею. Россия, естественно, была не в восторге от внезапно объявившихся партнеров, но на текущий момент была вынуждена считаться с соседями. На строительство альтернативных трубопроводов требовались годы и миллиарды долларов инвестиций, но за это время многое могло случиться, как внутри страны, так и за ее пределами. И вовсе необязательно послужило бы на пользу Империи.

Крутов не мог позволить себе роскошь быть либералом во внешней политике. И во внутренней тоже. Впрочем, сложно было представить Александра Александровича либералом хоть в чем-нибудь. Не того от него ждал истосковавшийся по обещанному еще в начале 90-х благополучию народ. И не такой он был человек. Он предпочитал действовать.

Казалось, что Александр Александрович предусмотрел все. Даже самые рьяные его противники не могли назвать установленные при помощи России режимы в странах-соседях марионеточными. Они и не были марионеточными, если откровенно сказать. Местные князьки имели определенную свободу действий и даже воспетую поэтами свободу выбора и слова. Только вот никому из них и ни на минуту не давали забыть, КТО и ЗАЧЕМ привел их к власти. Все это здорово напоминало Сергееву кодекс Бусидо, согласно которому обязательства перед сюзереном наполняли жизнь самурая смыслом. Но пуще любой самой страшной самурайской клятвы удерживала ставленников Крутова на верном проимперском пути прочная энергетическая удавка. Как там у классиков: «Свобода есть осознанная необходимость»?

А вот с Ультиматумом вышел прокол.

Самый робкий, самый слабый зверь, лишенный надежды вырваться из ловушки, становится свирепым бойцом. Что уж тут говорить о загнанной в угол политической элите страны-соседа? Свежеиспеченный украинский премьер никогда бы не решился на такое! Уж кто-кто, а он был обязан команде Крутова всем! Но он был не единственным, кто решал.

В эту зиму на площадях больших и малых украинских городов плескались замерзшие, злые толпы. Они то гудели, как разбуженные ульи, то начинали пронзительно кричать, скандируя подсказанные организаторами лозунги, и тогда на трибуну лезли представители недобитой оппозиции – хорошо одетые господа и дамы с горящими нездоровым блеском властолюбия глазами. Они-то и направляли народный гнев в нужную им сторону. Кто-то винил во всем Россию, кто-то Америку, кто-то, как обычно, евреев и банкиров – все зависело от того, какую именно область бизнеса или какие рычаги управления хотели прибрать к рукам непонятно откуда возникшие выразители общественной воли.