Артем Каменистый - S-T-I-K-S. Цвет ее глаз

Но странное дело, ни директриса, ни Эсмеральда даже не пискнули и вообще держались с таким видом, будто так и должно быть. Мы, естественно, тоже помалкивали, не позволив ни жестом, ни звуком выдать охватившее нас смятение.

На миг смолкла легкая музыка – сменялись композиции. Поэтому я отчетливо расслышала отрывистый звук очередного то ли артиллерийского выстрела, то ли взрыва, различать их умеет только Дания.

Западники при этом звуке переглянулись и синхронно улыбнулись, будто говоря друг другу без слов что-то, понятное лишь им.

И тогда я окончательно осознала, что этим людям сейчас позволено слишком многое. Немыслимо многое. Они это понимают и ни капли не стесняются использовать ситуацию. Пока что в мелочах, если столь демонстративно нарушающее все правила курение можно назвать мелочью, но кто знает, что они придумают дальше.

Почему-то мне впервые за все время стало страшно. Очень страшно. Так, что в ногах слабость ощутила.

Справилась с грозящими падением симптомами быстро, но страх остался.

Сейчас что-то произойдет.

– Может быть, господа желают узнать что-то дополнительно? – не выдержала Селедка, истерзанная мукой безобразно затянувшегося ожидания. – Просто назовите номер, можно даже жестом, на пальцах, здесь так принято.

Полковник покачал головой:

– Не надо нам ничего дополнительного, мы уже определились. – Он выпустил облако дыма, поднял обе руки, растопырил ладони, поджав при этом большие пальцы и, ломая мою жизнь об колено, небрежно произнес: – Западная Конфедерация выбирает орхидею номер восемь.

Два года назад я едва не погибла из-за очередного проявления традиционной мужской расхлябанности, отягощенной алкоголизмом (тоже традиционным). Нашу группу отвезли в считавшийся безопасным кластер, где мы должны были провести ровно сутки, в целях профилактики споровой лихорадки Улья, или, как ее обычно называют по-простому, – трясучки. Это рутинное и хорошо отлаженное мероприятие, ничто не предвещало беды. Но случилось непредвиденное – несколько весьма высокопоставленных господ Азовского Союза, которым пришлось временно покинуть стаб по той же причине, в процессе затянувшегося ужина позволили себе лишнее и затем, уже находясь в состоянии сильнейшего опьянения, потребовали от охраны отвезти их в место, где можно вволю пострелять по зараженным.

Офицер решил поступить так, как это принято в тех случаях, когда отказаться невозможно, но и выполнить приказ нельзя. Он начал возить пьяных кругами в ожидании того неминуемого момента, когда они успокоятся, а еще лучше – уснут. На нашу беду, один из господ добился того, чтобы ему позволили посидеть за пулеметом, и когда увидел в сторонке подозрительные, по мнению залитого алкоголем сознания, огоньки, не разбираясь, открыл стрельбу.

По нашему лагерю.

До момента, когда его оттащили от пулемета, он успел не так уж много. Почти все пули улетели в ночь, не набедокурив, но одна очередь оказалась «удачной». Искалечило радиатор Цветомобиля, вышел из строя блок управления мобильной охранной системы, взорвался газовый баллон в кухонной палатке, одному гвардейцу оторвало руку в локте, второй, поспешно выпрыгивая из грузовика, ухитрился сильно разбить лицо и повредить глаз.

Столько визга и крика я за всю жизнь не слышала.

Одна из пуль попала в надувную кровать, на которой я тщетно пыталась уснуть – день выдался необычным, впечатлений море, глаза, несмотря на легкую усталость, отказывались закрываться. Просто лежала и таращилась в одну точку.

И тут внезапно стало громко и страшно. Орали и ругались десятки голосов, из-за взорвавшегося баллона вспыхнула боковая стенка палатки, подо мной опадала сдувающаяся кровать, и при этом казалось, что пострадала именно я, а не она. На несколько секунд меня будто сковало параличом, не могла даже пальцем пошевельнуть или хотя бы завизжать. Потом, правда, оцепенение схлынуло бесследно, так что выбралась самостоятельно. И впоследствии даже удивлялась своей необъяснимой немощи, ведь никогда прежде ничего подобного не испытывала и была уверена, что нервы у меня крепче стали. Пришла к выводу, что это единичный случай и повторение его невозможно.

Крупно ошиблась – еще как возможно.

Интересно, может ли парализованный человек держаться на ногах? У меня это получилось прекрасно, я просто замерла, позабыв про все на свете, в том числе и нестерпимую жажду. Так и стояла, тупо уставившись вперед и вверх, чуть выше макушек господ, которые только что окончательно поломали мою жизнь. Ноги не подгибались, голова не кружилась, но я не могла сделать ни шагу, даже глаза закрыть не в силах.

Этого просто не может быть, мне послышалось, это невозможно, немыслимо, это кошмар, я просто сплю и не могу проснуться.

Эсмеральда, резко поднявшись, не своим голосом выкрикнула:

– Альбина, уведи отсюда девочек! Быстро уведи! Элли, ты остаешься! Воспитательницы вон! Все вон! Флора, тебя это тоже касается!

Нас категорически запрещено оставлять в присутствии мужчин без воспитательниц, но, похоже, сегодня абсолютно все запреты отменены, балом правят новые правила.

И новые люди.

Шуршание платьев, стук каблучков, и вот уже я стою на дорожке в одиночестве, а в полутемном зале так и сидят ухмыляющиеся господа.

Эсмеральда не сидит. Покинув свое кресло, она неспешно спустилась к решетке, разделяющей немаленькое помещение, развернулась, уставилась на западников, скрестила руки на груди, медленно покачала головой и напряженным голосом изрекла:

– Я готова позволить вам многое, но это уже выше предела моего терпения. Что вы здесь устроили?

– Мне кажется, что это ваш спектакль, мы здесь всего лишь зрители, – совершенно спокойно заметил тот, который все время жевал.

– Господин Жила, мое замечание относится к последнему высказыванию полковника Лазаря.

– А что я не так сказал? – все тем же развязно-нагловатым голосом отозвался тот. – Мы должны были сделать выбор, и я его сделал. Какие-то проблемы?

– Проблема в том, что вы должны были выбрать другую орхидею.

– Да неужели? Что же это за выбор такой, если надо выбирать конкретный вариант? Не находите, что выглядит не очень-то демократично? К тому же, в таком случае, зачем вообще весь этот балаган с толпой перепуганных девок, паршивой музыкой и превознесением до небес вашего сомнительного товара?

В голосе полковника плескалась нескрываемая издевка. Он явно упивался моментом и готов был продолжать выступать в таком духе и дальше.

А я так и стояла деревянным изваянием, глядя чуть выше голов западников. Там, за их спинами, располагается большое окно, все стекла которого накануне заклеили крестами из полосок скотча, это должно помогать при близких взрывах.