Константин Горин - Пилигримы войны

На рассвете вожак увел стаю на кромку леса и теперь смотрел, как извечные враги всего живого вылезали из укрытий, оглядываясь, уходили на запад. Не было нужды рисковать жизнями своих в бессмысленной атаке. Люди оставили им добычу, усыпили смерть в остро пахнущем железе. Так пусть уходят.

– Не тронули, вот ты ж блин! Всякий раз удивляюсь. – Свят рефлекторно передернул плечами, толкнул локтем Якута: – Что скажешь, оленевод? Разойдемся?

Снайпер усмехнулся тонкогубым ртом. В ответ на «оленевода» он иногда «косил под чукчу», хотя по-русски говорил отлично и мог дать Святу сто очков вперед.

– Сармик умный. Зачем ему лишний геморрой? Мяса вдоволь, жри не хочу. Логово будет, щенки пойдут. Лепота, однако.

Под ногами захрустели желтые и серые шляпки грибов. Тонкоствольные березки неохотно уступали место темным елям, утренний туман уже подбирал щупальца, съеживался, утекая в ложбины и овражки. Вожак проводил людей умным взглядом желтых глаз, потянулся и не спеша повел стаю в обратном направлении…

До Белояра топали четверо суток. Могли бы и быстрее, но не срослось – у Сарктаны путь перегородила мощная «подлянка», имевшая среди местной братии исчерпывающее название «блуждающая зыбь». Это «неизученное аномальное проявление» действительно блуждало, выныривая из-под земли в самых неожиданных местах. Иногда пятнами и островками, размерами не больше пары метров, а иногда обширными языками, перегораживая проходимые места смертоносным барьером. «Зыбь» шутки не шутила – неосторожный человек или зверь в считаные минуты погружался в почву и медленно и крайне болезненно «переваривался» аномалией. В особо крупных «зыбях» находили себе пристанище – и пищу – слепые, плотоядные мокрицы, вымахавшие до размеров ладони. Свою добычу «зыбь» не отпускала – во всяком случае, о таких чудесах не слышали.

Якут повел отряд в обход, по заболоченному участку. К вечеру того же дня нарвались на выводок «глоток», некогда бывших обычными росомахами. Здесь уже пришлось от души пострелять – у «глоток» катаклизм забрал остатки разума, превратив в существ тупых, но неимоверно агрессивных, оставив лишь одно желание – рвать и жрать. Приняли скоротечный бой, ушли в спешном порядке, пересидели ночь в давно брошенной берлоге ошкуя. В общем, ничего особенного.

На КПП Белояра дежурил капитан Дементьев по прозвищу Дециметр. Уже на подходе Полоз услышал его раскатистый бас – Дециметр устраивал выволочку подчиненным.

– …Мы здесь, по-твоему, в игрушки играемся? В джеймсбондов, мать их так? Или у тебя седалище отвалится подойти и лишний раз под тент заглянуть? А если там враги? Бармалеи, иху налево, со взрывчаткой?

– Да какие враги-то, товарищ капитан? – вполне искренне недоумевал салага. – Это ж наша машина! Мы ж их утром сами выпускали. Там Серега «Кусок» и Пашка…

– Пашка-промокашка! Глянь, разведка, какие дебилы нам на смену придут!

– Здорово, Арифмометр!

Дементьев поморщился, но пожал протянутую Святом руку.

– Как ты, Стась, его терпишь?

– Привык, – усмехнулся Полоз.

– Чего на связь-то не выходили? Козырь уже все глаза проглядел, чуть ли не бригаду на поиски собрал.

– Случилось что? – Полоз насторожился.

– Да кто ж его знает? – хмыкнул Дементьев. – Мне не докладывают. Но по смене передали: как появишься, ноги в руки и дуй в штаб.

Полоз кивнул. Пока они говорили, Свят умудрился ухватить в дежурке кусок вяленого мяса и теперь жевал на ходу, не обращая внимания на рассвирепевшего Дециметра.

– Нехорошо, брат, – протянул Якут. – Обобрал человека, ужина лишил.

– Не боись, оленевод. Арифмометр от голода не загнется. Глянь, какая у него ряшка – тебе такую за всю жизнь не наесть. Что там про Козыря, Стас?

– Срочно в штаб.

– А пожрать-помыться?

– Помоешься за меня.

– Я уж лучше за тебя пожру.

«Волна», тараном прокатившаяся до Салехарда, самым непостижимым образом пощадила военную часть да и городок «за забором» помяла не слишком. В бывших казармах, общежитии и панельных пятиэтажках кипела жизнь, четко расписанная новым порядком. Больше всего досталось северо-западу городка, и теперь от двух улиц и опустевших домов Белояр охраняли блокпосты. В «Обдоре» любили попугать молодняк страшилками про тени за пыльными стеклами окон, «белых духов», способных влиять на мозги и даже выманить за блокпост, и «дикарей», якобы живущих по подвалам и не брезговавших человечинкой. До сих пор по казармам бродила байка, пущенная Святом, о рейде в логово «дикарей» и найденных останках двух пропавших с блокпоста новичков, от которых остались только «обглоданные кости и ремни с пряжками». Сам Полоз никаких теней и «духов» не видел, а вот дезертиры поначалу в брошенных домах действительно обитали. И рейд был. Только совсем другой.

– Опять метешь, Мельпомена?

Голос Свята вырвал командира из не самых приятных воспоминаний.

– Давай, давай, дармоед. Работай резче.

На дорожке, ведущей к аллее Славы, скрипел метлой скрюченный, похожий на мартышку, плешивый субъект в телогрейке и грязных штиблетах. Бросил на Свята злобный взгляд, сморщил обезьянье личико, цыкнул щербиной между передними зубами. Некогда заведовал субъект не самым мелким в Зауралье театром, почитал себя «свободным художником» и все пытался привить несознательным массам «настоящее искусство», разбавляя классические постановки «новым веянием» в виде полуголых баб и отчаянно матерящихся Ленского с Онегиным. Волей судеб занесенный сюда катаклизмом, он не нашел понимания у Козыря, пытался бунтовать и сколотить «оппозицию», за что был не раз бит, периодически сиживал «в застенках» и регулярно привлекался к общественно полезному труду. Даже проходя мимо, Полоз ощущал волнами исходящую от этого маленького человечка ненависть – к нему и Святу, к аллее Славы, к форме и построениям, к Козырю, метле, серому небу над головой и собственной планиде, так и не давшей выбраться отсюда «к цивилизации».

– Вот ведь бесполезная скотобаза, а? – в очередной раз завелся Свят. – Нет, Стас, ты мне скажи, это только нам так не повезло или вообще?

– Ты не прав, брат, – ответил за командира Якут.

– Это в чем же? Куда мы только эту «творческую интеллигенцию» не пихали! На ферме они работать, видите ли, не могут – «я певица, а не доярка»! Шить не умеют, готовить – та же байда. Помнишь эту? Как ее там? Дашу Лучистую? Посуду мыть – это тебе не книжонки про «банкиры тоже плачут» кропать! Так чего, Якут? Где я не прав?

– А Марья Петровна? А Нотя из библиотеки? А Шилов?

– Ну, Марья Петровна – это святое, – неожиданно быстро сдался Свят, видимо вспомнив гренадерские стати и суровую длань заведующей клубом, и на этом дискуссия скисла.