Татьяна Живова - Метро 2033: Пасынки Третьего Рима

От всяких же летающих, ползающих и прочих тварей жителям Сор-городка проще и эффективнее было обороняться, укрывшись за огораживающим поселок высоким и прочным частоколом из вплотную вкопанных в землю бревен с остро затесанными верхушками. Как во времена средневековья.

Из рассказов отца про тот самый его достопамятный рейд Марк помнил, что Хмара поднимался на Гору не абы где, а в определенном месте у восточного подножья. Некогда там располагался перенесенный позже на саму гору поселок беженцев из затопленного бункера. И во времена строительных работ наверху, от старой локации для удобства подъема рабочих, воды, строительных и прочих материалов была проложена просека. Она, как утверждал незадолго до своей гибели отец, и до сих пор там еще прослеживалась среди зарослей. Только сейчас ею уже никто не пользовался – ни хозяева, ни чужаки. Все знали: незваных гостей сор-горинцы в момент выметут прочь, как тараканов с кухни. Да потом еще и откажутся иметь с ними всякие коммерческие дела. А кому охота в такое непростое время остаться без поставок того, что могло расти и культивироваться только на Поверхности – к примеру, ячменя, картофеля или табака-самосада – или очутиться в этих землях без умелых и толковых проводников, носильщиков и охранников для караванов? Никому. Вот и не совались ни соседи, ни захожие чужаки – кто был в курсе – на Сор-гору окольными путями и с недобрыми намерениями. Потому что себе дороже! Трэш-сити крепко сидел на, пожалуй, самом безопасном участке транзита «Москва – область – Москва» и удобной переправе через канал. И безопасность эта – вместе с удобством – была целиком заслугой самого Трэш-сити. И все это хорошо понимали.

…Марк очень удачно проскользнул по кустам к самому подножью Горы и чуть ли не ползком обогнул ее самый опасный для его замысла угол. Вскоре на пути выросли уже изрядно покосившиеся и обветшавшие остатки тынов вокруг заброшенных старых огородов «нижнего» Трэш-сити. Во время переселения на вершину холма бережливые обитатели поселка прихватили с собой все, что только могло пригодиться в строительстве и хозяйстве. Даже всю плодородную и чистую от радиации почву, некогда натасканную ими же с окрестных складов и из магазинов садово-дачного ассортимента, они постепенно, корзина за корзиной, мешок за мешком, перетащили наверх, на новые огороды и поля.

О’Хмара, который раньше тут ни разу не бывал, приостановился было, с любопытством разглядывая картину запустения и разора на месте когда-то жилого поселения. Как вдруг до его острого слуха донесся тихий, на грани слышимости, шелест, сопровождаемый каким-то тоненьким назойливо-зудящим звуком. Что-то там, впереди, на уже поросшей жесткой травой грунтовой дороге шелестело, шуршало и пищало. И медленно приближалось к тому месту, где стоял Марк.

«“Вата”! – охнул про себя подросток. – Черт, как же не вовремя!»

«Ватой» в этих местах называли массовые скопления… сцепившихся лапками комаров. Со стороны эти пухлые серые, противно зудящие комья хитина действительно напоминали грязную вату, перегоняемую ветром с места на место, словно перекати-поле. Выглядела «вата» достаточно безобидно… но только на первый взгляд.

Любое живое существо, попадавшее в такой вот пухлый комок, было обречено. «Вата» сперва обволакивала его мягкой, податливой тучей тысяч невесомых телец, забивала ноздри, уши и судорожно раскрытый в мучительной попытке вдохнуть воздух рот… а потом к делу приступали острые безжалостные хоботки, способные проникнуть даже сквозь самую плотную одежду и густую шерсть. За несколько минут от жертвы оставалась лишь высушенная и полностью обескровленная мумия.

Не боялись «ваты» только стрижи да местные летучие мыши-нетопырки, для которых она была привычным рационом. Они нападали на шевелящиеся сгустки насекомых и на лету отхватывали от них целые шматы. Но нетопырки летали лишь в темное время суток, а сейчас день только-только начинал переходить в вечер, и для них пока еще было рановато. А для стрижей – слишком тесно, не развернуться.

Для всех остальных спасением от «ваты» было только одно: прикинуться ветошью и не отсвечивать. Причем в самом буквальном смысле: «вата» притягивалась на тепловое излучение живого тела, но не обращала никакого внимания на неживые объекты.

Можно было бы, конечно, бросить в подползающую пакость какую-нибудь запалку. Хитиновые комариные тельца горели за милую душу, за секунды от комка «ваты» оставался пшик… Но во-первых, возиться с добыванием огня юному охотнику сейчас было просто некогда, а во-вторых, устраивать скоплению насекомых аутодафе (тоже словечко из арсенала Умника) означало – привлечь внимание кого-нибудь из сор-горинских дозорных.

Так что оставалось только прикидываться ветошью.

Марк поспешно вытащил из кармана вещмешка и развернул тонкий плед с блестящим покрытием из фольги. До войны такие продавались в магазинах для экстремальных видов туризма и военных и использовались в качестве дополнительных теплосберегающих одеял. Впрочем, в этой роли «зеркалки», как их называли тут, использовались и сейчас.

О’Хмара упал в какую-то очень удачно подвернувшуюся канаву и накрылся сверху «зеркалкой», повернув ее блестящей стороной к себе, чтоб экранировала и не выпускала наружу тепло его тела. Теперь оставалось только ждать, когда «вату» пронесет мимо и, желательно, подальше от этого места.

«Зззззззи-и-и-иу-у-у… И-и-и-и…» – вскоре зловеще и противно прозудело над головой, прошелестело крылышками и лапками, проползло дальше и вскоре затихло.

«Ффух…» – Марк с облегчением перевел дыхание и прислушался. Кажется, «вату» и правда пронесло стороной.

Он прикончил парочку случайных, отбившихся от общей массы и попавших под плед комаров, подождал еще немного и осторожно выбрался из укрытия.

«Ваты» не было, она уползла куда-то в сторону фактории и моста. Вот, пожалуй, будет сейчас переполох у тех, кто там находится!

Юноша свернул и спрятал обратно в мешок «зеркалку», еще немного постоял на месте, чутко прислушиваясь к наступившей тишине. Потом, осторожно пробираясь между прошлогодними сухими будыльями борщевика и кочками, свернул влево – туда, где еще до появления «ваты» заметил явственный след просеки, что вела на вершину холма. Отец рассказывал, что некогда вдоль нее тянулись тросы ручного волока с самодельной системой блоков, облегчавшей подъем на холм. Естественно, ни тросов, ни блоков уже давным-давно не было – все разобрали и утащили наверх бережливые и прагматичные сор-горинцы.

Окинув цепким взглядом окружающую местность и поправив за спиной арбалет и вещмешок, Марк решительно шагнул к довольно крутому склону Сор-горы. Примерился так, сяк, что-то прикинул и неторопливо полез вверх, ловко цепляясь за тонкие стволики молодых деревьев, жесткие ветки кустарника и выступающие тут и там из-под земли куски ржавой арматуры и полураскрошившихся бетонных обломков.