Виктор Точинов - Третье пришествие. Ангелы ада

– А у меня зато с бахромой!

– У тебя только с одной стороны бахрома и неровная!

– Так дедушка помешал нарезать!

Натали в сердцах швырнула тряпки на траву:

– Ну что вы за дети… шлепки майонезные…

А мне вдруг представился альтернативный вариант истории: два презерватива с двумя «майонезными шлепками» внутри канули десять лет назад в канализации – и здравствуй, нормальная жизнь в нормальном месте среди нормальных людей…

Поменялся бы? Глупый вопрос, ответа не имеющий… О существовании презервативов я в свои пятнадцать знал, но чисто теоретически, и никогда не решился бы спросить их в аптеке.

– Прости-и-и, – неискренне заныли близнецы.

Но Натали уже шла в дом, громко ворча:

– Мамуля добрая, но без бахромы… Ничего, подрастете и нарежете… А вот ужин за меня вам никто не сготовит, сволочи…

– Это я виноват, – тоскливо произнес мой отец, он же дед. – Рассказал им про тайский танец с платком… Ну и…

– Папа… – негромко прошипел я рассерженной гадюкой. – Ведь просил: ну не надо, не надо про эту страну при девочках…

– Ладно тебе… Таиланд – страна как страна, природа красивая, люди приветливые, четырежды там бывал… И ничего такого в этом танце нет, чтоб ты знал.

Близняшки услышали, у них хороший слух, да и слушают они не всегда одними лишь ушами. Хором объявили с нескрываемой гордостью:

– Да, мы тайские танцовщицы!

Далее развивать скользкую тему при них я не стал, потом с отцом переговорю, наедине.

А он засмеялся, широко расставил руки, подхватил обеих тайских внучек и посадил себе на плечи с такой легкостью, словно это были плюшевые игрушки. Танцовщицы восторженно пищали. Девчонки обожали физическую силу, дикую и прямолинейную, постоянно просили деда (иногда меня) покрутить их в воздухе, держа только за руку; они визжали: «Не отпускай, не отпускай!», а потом ходили тихие и послушные. Психолог объяснил, что их в принципе привлекает мощь, любое проявление силы, а тут буквально под руками такая, по их представлениям, стихия, которая им абсолютно недоступна и непонятна… Да уж, стихия. Папа мой, Максим свет Кириллович, силач от природы – низкорослый, широченный, кряжистый, ни грамма жира лишнего, бревно под два центнера на себя кладет и несет, сколько скажешь. Донесет – и в пробуренную яму аккуратно вставит. Никогда специально не качался, таким уродился. Я его в детстве шкафом обзывал, он меня тумбочкой. Я тоже уродился, папина копия. Такая же уродина, хоть и не столь крут. Натка меня, когда в лирическом настроении, гномом зовет; хотя обычно – Гоблином…

– Правда, что мои «попрыгунчики» опять всплыли? – спросил меня отец.

Мои «попрыгунчики»… Папа, конечно, оговорился специально. Это он их в Хармонте нашел – еще в прошлом веке, между прочим, – да так и не смирился с потерей. Паршивая смесь – гордость, разбавленная обидой. Наверное, подсознательно считает, что лучше бы я их там бросил, перед порталом, чем кому-нибудь отдал, даже русской разведке, спасшей нам тогда жизни. Хотя казалось бы, кто из нас должен быть бо ́ льшим патриотом: я, взрослевший по ту сторону Атлантики, или он, рожденный и выросший на этой земле?

На самом деле он маму мою до сих пор не может забыть. Не может простить ее смерть всему окружающему миру, включая вновь обретенную родину. А детские обиды за отобранные инопланетные цацки – ну, это так, не всерьез, пар выпустить.

– Из-за них всех нас чуть не покрошили, – ответил я ему. – В Новой Голландии, оказывается, есть хранилище артефактов, а в нем, ты прав, держат твоего «Джека» и твоего «Джона». Я думал, их далеко и глубоко спрятали, а они вон под рукой все время.

– Зачем?

– Научники захотели. Которые при погонах. Во-первых, изучают свойства конфигуратов…

– Чего-чего?

– Сочетания артефактов. Любые сочетания, какие в голову взбредут. Назвали конфигуратами. Не представляю, как это все делается, большинство этих штучек надо активировать, а если собрать их вместе, и они разные, то, значит, нужна синхронизация…

– А во-вторых?

– Смотрят, как аномалы взаимодействуют с артефактами и с конфигуратами. Я, конечно, в полном объеме до исследований не допущен, но… Фактически я первый помощник Эйнштейна и узнаю об этих исследованиях только сейчас. Не случись нападения, не узнал бы. Противно.

– Понимаю, Эйнштейн умеет, – с отвращением согласился отец. До сих пор он испытывал к боссу, бывшему своему напарнику по сталкерскому ремеслу, острую неприязнь, так время и не заживило эту заусеницу. – И что нового сказал твой Эйнштейн насчет «попрыгунчиков»? Какие результаты… кхм… исследований?

– Взаимодействовать с ними может по-прежнему только один человек. До сих пор другого такого уникума не нашли.

– Ты, – констатировал он.

– Так точно. Я.

– Ну и глупо.

– Что глупо?

– Да изучать в Питере волшебные амулеты, творящие чудеса только в хармонтской Зоне! Смысл? Что они, надеются здесь новую «душевую» отыскать? Третью по счету?

Он был прав, я и сам не видел смысла играть с «попрыгунчиками» в центре питерской Зоны. Эти артефакты – прежде всего ключи к одной из легендарных хармонтских аномалий, которая когда-то носила название «душевая», так что интересоваться этим конкретным, утащенным оттуда хабаром должна была скорее разведка, а не военная наука. И храниться, если по уму, они должны в сибирской Зоне. Почему? Просто потому, что «душевая» – это система порталов, ведущая из Хармонта во все изначальные Зоны: американскую, корейскую, сибирскую, монгольскую, чернобыльскую. Подчеркиваю, только в изначальные Зоны, а не в эти жуткие новообразования, расползшиеся по крупным городам Земли, как метастазы. Хармонт в этой системе – центральный узел, что-то вроде серверной станции, если пользоваться сетевой аналогией. А «Джек-попрыгунчик» и «Джон-попрыгунчик» позволяют возвращаться в исходную точку, расположенную в хармонтской Зоне, то есть – куда? На территорию противника. Вояки не имеют права не заниматься освоением и предотвращением таких внепространственных переносов, если уж переносы возможны. И они занимаются! Насколько я знаю, в Сибири вокруг точки выхода построили мощную стену и рассадили круглосуточно дежурящих пулеметчиков с огнеметчиками. (Очень хорошо это помню. Тамошний портал – лежащее на холме звено здоровенной бетонной трубы, почему-то не желающее скатываться вниз, такая вот занятная аномалия. Из трубы мы по очереди и выходили – все, кто бежал из Хармонта.) Так какого, пардон, хрена наши с отцом артефакты, способные послужить стране, пусть даже и гипотетически, томятся в запасниках на задах какого-то там Вивария? Бардак, по-моему. Но спросить у Эйнштейна стоит.

– О’кей, посоветую боссу переправить артефакты в Сибирь, – сказал я ему. – Ты, кстати, знаешь, что местные называют сибирскую Зону идиотским словом «Трот»? Это «торт» наоборот. Почему-то прижилось.