Пэт Кэдиган - Алита. Боевой ангел

Путешествия с поверхности в Залем находились под строжайшим запретом, который блюли центурионы Завода, беспощадно истреблявшие нарушителей. Все, что тяжелее воздуха и способно летать, – вне закона, запуск воздушного змея мог стоить жизни. Центурионов не запрограммировали различать машины и живых существ. В результате многие поколения жителей Айрон сити видели диких птиц только на фотографиях.

Никто не знал, распространяется ли такое же ограничение на жителей Залема, или им просто хватает вида сверху. Герхад подозревала, что зрелище Айрон сити напрочь отбивало охоту спускаться вниз. Хотя желали они того или нет, неважно. Разве можно попасть из летучего города на поверхность? В смысле, попасть можно, но после очень неприятного падения. А его вряд ли кто-нибудь переживет. Парашют исключается: центурионы разнесут его в конфетти, а из того, кто спускается, сделают фарш. На большой скорости не поможет и куча мусора: падающий из Залема человек пробьет много слоев накопившегося хлама, и любой кусок металла на пути будет как снарядный осколок.

Нужно быть сумасшедшим гением, чтобы выжить после путешествия сверху да еще сохранить целыми и невредимыми жену с дочерью. А если дочь болезненная, хрупкая калека – дело нереальное. Герхад раздумывала над бегством доктора много лет, но осталась в недоумении.

Однако выжили все трое. Девочка умерла несколько лет назад – нелепо, страшно и бессмысленно. То есть по меркам Айрон сити – обыкновенно.

Настоящая загадка, почему Залем позволил уйти такому гению? Хотя вопрос, позволил ли. Конечно, верхние жители могут быть умнее нижних. Но и по меркам верхних доктор точно не недоумок. Он ведь такой… Сестра Герхад подыскивала подходящее слово и не придумала ничего лучше «невероятный». Он и в самом деле невероятный. Работа с пациентами значила для него не меньше, чем для самих пациентов. Идо давно должен был сойти с ума, но почему-то не сошел. А если и сошел, работе безумие не мешало.

Может, Залем не отпускал его? Доктор мог уйти по собственному желанию. Идо точно не споткнулся и не случайно свалился за край.

Идо повернулся к медсестре и увидел, что Герхад спит в кресле, подперев голову киберрукой. Доктор сперва хотел разбудить ее, но передумал. Процедура воплощения почти завершена. Он снова посмотрел на девочку, лежавшую на столе, на белое керамотитановое сердце в ее раскрытой груди. Оно теперь билось быстрее – в темпе, нормальном для девочки, погрузившейся в глубокий сон.

Живой девочки.

Просыпаться – это как выплывать из глубины теплого темного океана. Постепенно, почти без усилий, плавно и помимо воли. Время текло, останавливалось, снова оживало. Затем – через час, неделю или век – она открыла глаза.

Над головой – гладкий одноцветный потолок с парой трещинок. Ничего примечательного или знакомого. Такой может быть где угодно. Но это точно не потолок, под которым она когда-то заснула. Конечно, если там вообще был потолок.

Она зажмурилась и широко, от души зевнула, вдохнув полной грудью. И в полсекунды успела подумать о том, что вдох произошел отчасти странно. Затем она открыла глаза и посмотрела на ладонь, которой инстинктивно прикрыла рот.

Рука ей не принадлежала. Она даже не выглядела человеческой.

Нет, это не сон. Девочка повернула руку так и эдак, пошевелила пальцами. Нет, это не просто рука. Ведь кто-то ее придумал, а затем воплотил в реальность, сделал чем-то, способным двигаться, касаться и ощущать прикосновения. Сделал прекрасной, украсил изящными рисунками завивающихся и переплетающихся листьев и цветов. Какие тонкие, грациозные линии! На металлической вставке в центре ладони – похожий узор, но меньше размером.

Девочка медленно сжала пальцы в кулак, разжала их, наблюдая, как работают сочленения. Кисть двигалась как настоящая, из плоти и крови. На пальцах, на месте подушечек, были маленькие круглые пластинки с артистично выгравированными солнечными лучами. Металл, сияющий на суставах пальцев, – такой же, как на вставке посреди ладони.

Пальцы даже оставляли отпечатки – и какие! На верхушках пальцев – буйство штормовых волн, переливавшееся в невероятные цветы, облака, арки и спирали, дерзко пляшущие, кружащие и готовые выпрыгнуть наружу. На обратной стороне кисти – цветок, настолько сложный, что его не охватить мимолетным взглядом. Мысль, что кто-то подарил ей такое прекрасное тело, наполнила душу теплом и светом.

Запястье тоже механическое, его шарнир и связки еще сложнее, чем у кисти. На внешней стороне предплечья – симметричный цветочный узор, идеальные изящные линии. Они вьются, переходя на внутреннюю сторону, поднимаются до механического локтя, затем доходят до бицепса и бегут по нему к золотой вставке с рисунком почти как на подушечках пальцев. На сегментах плеча – золотые и серебряные кромки.

Девочка никогда не видела ничего подобного, а если бы увидела, немедленно бы захотела.

А что с левой рукой?

Девочка вытащила ее из-под одеяла и с облегчением вздохнула. Да, пара правой. Девочка вытянула руки, чтобы восхититься обеими. С такими чудесными руками можно никогда не носить длинные рукава.

А как с остальным телом?

Она нервно откинула одеяло и замерла в немом удивлении. Все тело – ее собственное тело – было настоящим произведением искусства. Она глядела на чудесную розовую кожу, золотые и серебряные вставки с изумительной гравировкой.

Как долго она спала? И, в конце концов, где ей довелось проснуться?

Незнакомая спальня, но, судя по забавным маленьким фигуркам на полках, рисункам на стенах, плюшевому кролику рядом на подушке, – это спальня маленькой девочки. Умной девочки, любившей читать, – сколько тут полок с настоящими бумажными книгами! Но другие вещи казались не к месту. Например, потрепанный портфель, увязанный в одну кипу со стопкой старых папок. Девочки, даже очень умные, не носят потрепанные деловые портфели. Они носят плюшевых кроликов.

Девочка взяла игрушку и провела пальцами по висячим ушам. Как приятно ощущать мягкую шерсть. Легко вообразить, что жившая здесь девочка гладила и ласкала игрушку – теперь такую старую и потрепанную, как и все в комнате. Наверное, она давно ушла, оставив книги, игрушки и кровать, куда заботливо уложили новое прекрасное тело.

Но как новую девочку принесли сюда и уложили, не разбудив? Она была уверена, что заснула далеко отсюда, но не могла вспомнить, где была и что делала. Впрочем, она вообще ничего не могла вспомнить.

Хоть она ничего не помнила и не знала, где очутилась, несомненно было одно: это место – безопасное, пусть старое и обветшалое, но не тронутое ничем смертоносным. Нет никаких видимых повреждений от взрывчатки либо тяжелых зарядов. Нет оружия, расставленного так, чтобы его было удобно хватать в случае опасности. Девочка проверила: оружия не нашлось даже под кроватью.