Константин Калбазов - Бронеходчики. Сверкая блеском стали…

Поляки начали было палить как заведенные. Нашелся даже умник с ручным пулеметом, в несколько секунд расстрелявший магазин. Но затем все успокоилось. Решили все же дождаться, когда дым рассеется.

Короткими перебежками добрались до очередной машины. Кротова также подорвали мощным зарядом. Грудные пластины были попросту выворочены. Сам пилот представлял собой некое месиво. Да и того оставалось не так чтобы много. Но машина, в отличие от Литовцева, не загорелась. К нему, кстати, даже приближаться не стали. До сих пор полыхает жарким пламенем.

Ухорезова, так же как и Бичоева, уронили на землю, правда, на грудь. Но ему не повезло. Бог весть отчего оставили в покое Аслана. Егора же расстреливали через смотровые щели. Без спецключа ни отрыть люк, ни развести грудные пластины. Вот и палили по триплексам, которые пробить с первого выстрела не получалось.

Бронеходчик понял, что эдак его пристрелят, как медведя в берлоге во время спячки. И решил дать последний бой. Сам открыл люк и выбросил две гранаты. На земле отчетливо видны места подрывов. Кстати, огонь горящей пшеницы сюда так и не добрался, что странно. Потом попытался выбраться сам. И даже сколько-то стрелял из автомата, это видно по нескольким латунным гильзам.

Ни гранатами, ни автоматным огнем он никого не достал. Вокруг нет трупов, и кровь только под телом пилота. Причем стреляли сверху. «Гренадер» не окоп, из его верхнего люка вот так легко не выскочишь. Тем более при габаритах бронеходчиков. Вот пока он выбирался, его и достали.

Извлекли тело товарища. Кстати, автомата его нет. Прибрали поляки трофей. Люк закрыли и заперли. Были все шансы на то, что машину можно будет эвакуировать. Уж Григорий расстарается. И эту, и машину Аслана обязательно выведут с поля боя. Сейчас же нужно уходить. Причем не к лесу, а к железной дороге, к отступившим товарищам.

Григорий начал выковыривать дымовые шашки: у него оставалась только одна. Двигаться им придется по открытому полю. А потому неплохо бы прикрыться, благо ветер вполне способствует этому.

Пока он возился, Аслан успел сбегать к одному из убитых кавалеристов и разжиться у него ручным пулеметом. Магазин у «Браунинга», конечно, куцый, всего-то на два десятка патронов. Зато полноразмерный винтовочный патрон позволяет вести бой на дальней дистанции. А то мало ли кто захочет на них поохотиться, эдак и ответить будет нечем. Опять же он ни на секунду не забывал о шастающем тут эскадроне улан.

Азаров вновь бросил взгляд в сторону станции. Покончив с неразберихой в своих порядках, поляки продолжили наступление. Легионеры пока молчали: противник все еще далеко. Но все их чаяния на стремительную и жесткую расправу с наступающими пошли прахом. Драка предстояла жаркая. И как ни скрежетал зубами Григорий, повлиять на это в настоящий момент он никак не мог.

– Все это ерунда, господа. Узаконенный российский Дуэльный кодекс превратился в какую-то профанацию и стал отдавать опереточностью, как оно долгое время было в Европе. Стреляться с тридцати метров – абсурд. То ли дело хотя бы сотню лет назад. Тридцать шагов. Шагов, господа, а не метров. И не стрелялись, а начинали сходиться. Барьеры же могли выставляться и вовсе на шести шагах. Чуть больше четырех метров, господа. Как там говорится у Лермонтова, погибшего, кстати, именно на такой дуэли: «Да, были люди в наше время. Не то что нынешнее племя. Богатыри – не вы».

– Брось, Саня. Пустое это все. Ты еще о дуэли через платок помяни. Когда спасение могло случиться только от осечки, – отмахнулся от слов поручика пребывавший в том же звании Бабичев.

– Но согласитесь, в этом есть воля провидения, господа. Божий суд, как в древнюю старину.

– Если уж на то пошло, то в средневековую, – поправил сидевший с ними за одним столом их командир взвода капитан Гринев.

Конец служебного дня, конец недели – так отчего бы и не расслабиться в ресторане при гвардейском офицерском собрании. Правда, гульнуть от души тут не получится. Не принято подобное в этих стенах. Посидят, выпьют в меру, а там, если вдруг появится желание, продолжат в более непринужденном месте.

Сделав это уточнение, капитан потянулся за бутылкой армянского коньяка и разлил по рюмкам. В гвардейском офицерском собрании подавали только отечественные спиртные напитки. И никак иначе. Заграничные вина, виски, джин, ром и даже пиво – все это здесь не приветствовалось. Не сказать, что таким образом выказывали свой патриотизм и в других частях. Напротив, напитки там могли быть самыми разнообразными. Как говорится, по кошельку и интересам. Это был чисто гвардейский бзик.

Признаться, некой особой изюминкой грешили не только они. К примеру, во флотском собрании можно было получить чистейший неразбавленный медицинский спирт. В собрании Петроградского гарнизона подавали самый настоящий самогон. Очищенный и прозрачный как слеза, но выгнанный служителями самым что ни на есть кустарным способом.

– Без разницы. Пусть будет средневековье. Суть от этого не меняется, – продолжал вещать слегка захмелевший поручик. – Сегодняшний кодекс предписывает драться на тридцати метрах. Да с такого расстояния можно попасть только благодаря случайности. Вот, Леша, скажи, только честно, ты, когда дрался на дуэли, попал в своего противника случайно или намеренно?

– Нет, Саша, мой пример не годится. Я вообще выстрелил не целясь, просто в сторону соперника. И каким образом пуля задела Клима Сергеевича, просто ума не приложу. Лучше бы уж я целился. Тогда бы точно промазал.

– Вот! А я о чем. Это чистой воды случайность. А значит, сегодняшние дуэли не что иное, как фарс.

– А вот не соглашусь с тобой, – вмешался молоденький подпоручик, как видно, выпускник этого года. – Коли ты поминал про провидение, то случай князя указывает на то, что оно тут как раз и имеет решающую роль. Ведь ни для кого не секрет, что в Чехословакии именно Кондратьев спас Алексея.

– Саша, это было туше, – трижды легонько похлопав в ладоши, заключил спор капитан.

– Все одно ерунда это. Практика показывает, что восемьдесят процентов дуэлей проходят вообще без пролития даже капли крови. Число поединков с серьезными ранениями ничтожно мало. Смертельные же исходы и вовсе единичны. Разве это не отдает фарсом?

– Напрасно вы так-то, Александр Данилович, – вдруг послышался звонкий голос Дробышевой.

– Сударыни… – Офицеры дружно поднялись, раскланиваясь с четырьмя девушками, капитаном и тремя поручиками.

Плевать, что они такие же пилоты и офицеры. Женщина – она всегда и везде женщина, а потому и отношение к ним соответствующее. А к бронеходчицам так еще и с уважением. Тем более когда на кителе красуется эдакий иконостас боевых наград, коими сверкали трое девушек.