Илья Соколов - Япония, Китай, Корея

– То есть, – вопрошает длинноносый мистер, – эту тетю теперь не тревожит вхождение в роль?

Все улыбаются. И девушка спрашивает:

– А как будет правильней: трахнул ее или трахался с ней ?

Другой (шизанутый) чувак говорит:

– Правильно будет, если они занялись сексом.

«Красивый нос» влажно кивает своей врожденной важности:

– Физические упражнения заменяют секс. Секс заменяет физические упражнения…

– Наслажденье высшее через что-то низшее… – шизик неуверенно затрепетал и заерзал. Подвыпившая милашка с усмешкой приложилась к нему глазами:

– Сатана сказал бы что-нибудь типа: «У вас интересный мир, ребята. Вам важен какой-то там секс…»

Беседовавшие немного подзаткнулись. Но ненадолго.

– У него, наверное, такие рога роскошные! – Девушка метнула возглас за спину длинноносому. Тот, чуть пригнувшись над столом, бодренько смешал плавные шахматы, чтобы изобразить приготовления к дороге. Их друг сказал:

– А если человек дожил до старческого маразма, то он после смерти предстанет нам таким же, каким был лет в двадцать? Или даже на том свете будет блеять про «не помню», пуская слюни?

Эта фразочка была последней, которую позволил себе услышать наш парень от троицы перед тем, как свалить из японии мира.

Итак, живу я сейчас на пустом этаже, в квартире, вид из окон которой уносит прямиком к звездам, когда на улице ночь. Жилище не слишком роскошное, но стоящее своей цены. Больше в этой высотке никого нет вообще. Всех остальных перебросили куда-то (словно спецназ потребителей) или просто не заселили.

В общем, пустынно здесь…

Все мои друзья на самом деле как знакомые. А все знакомые – как незнакомые.

Суббота началась с того, что я бухал всю ночь… Веселье спрессовалось в пустышку реальности. Последствия:

Мозг зарастает оболочкой, пульс мокнет, конденсируя кровь. Выступы, события, слезы. Мусорная мостовая трясется от страха, ей больше не нужны касания. Шаг света фонарей чуть сбивчив. А ночь глубокая и даже по-своему сочная; мягкость ее подобна кошачьей шерсти, что способна прикончить любого аллергика.

Поминаемый к ночи, он просто вышагивает по тротуару. Кибернетические монстры распластались внутри траура и тревоги. С ними всегда душа похожа на свалку. Кровь обращается во внутреннюю планету, на изгибах которой странствует песочный круговорот.

Я всматриваюсь в искажения множеств; психохимический кошмар превращает маленький остров в лунное крошево. Дробленые затылки пересвечены; компактное размещение всех важных центров в голове немного опрометчиво. Но зачем-то дается.

Смотанный телек валяется перед кроватью. Я же валяюсь прямо на ней.

«Пошеруди-ка мышью.» – Слепое пламя пустоты. Высокие фигуры в коридоре. Расколотые голоса плюс минус шепот из(-за) стенок.

Мелькание под столом белого кота в темноте.

Он прошмыгнул за логотип на экране, спрятался там, в темном пространстве, а фильм ведь даже не заметил…

Двери, двери, еще двери, двери, странные двери, двери, которые не вынести и не открыть, двери провисшие в пространстве, горящие двери, огнеупорные двери, выталкивающие всех двери… такие дверки, мимо которых не пройдешь.

Выходишь (за) в светлый воздух и смотришь на городскую высоту. И дальше больше ничего.

Я/пони/я

Что могло быть, то и было. Чего не было – быть не могло.

Я_по – ни я

Силуэты легкой смерти тебя заметили. Да и меня.

Агония

{Я}<���п©>/ни[я]

Лицо бога за солнцем. Смеется над собой; ему всегда смешно.

Водопады секунд пересыхают, даже не успевая попасть в узкую заводь твоих возможностей. Теперь на все смотреть издалека.

Винт продолжает крутиться.

Небо как будто бесконечная доска, которой отгородились от нас. Такая синяя и с переливами; слабый фиолет в итоге стремится превратиться в насыщенно-голубоватый (чуть дальше ставший туманно-темным).

Адская кошка крадется по склонам огня. Я тоже крадусь, но мимо зеленой радуги, мимо сваренных в бассейне бегемотов, мимо сломленных сусликов, мимо скупых рыцарей, мимо праведных гномов-вампиров, мимо хищного военкомата, прямиком в район ближайшего кабака с кофе и водкой.

Плавно усиливаю свое улучшение…

Девушки продолжают играть роли дешевых шлюшек. В их разговорах слышны какие-то мифические (непременные) «мы»: она сама, его деньги и член (должно быть).

Провальный продюсер так ни с одной и не рассчитался.

За столик она села так, что все видно под юбкой. Ее затисканный взгляд. Мы выпили что-то; она отлучилась в туалет, потом туда наведался я; по возвращении заметил ее сладкий взгляд, обращенный в сторону дурацких чизкейков…

«Бог – хорошо, дьявол – плохо.» Сказала с безликой улыбкой. Призрачная пара коктейлей полноценно приплюсовались к ее красоте.

Я весело осмелился высказаться по поводу иллюзорности званых обедов, во время которых непохожесть гостей перекрывает общественный статус их скелетов (и мне кажется, что я весь такой проникновенный при этом, так уж что донельзя).

Все аватар-фотки удивленных людей в кафе перебросились на их лица. На меня уставились: миленький котенок, грудастая телка из аниме, невероятная херота (произошедшая, наверное, от куриц или попугаев), просто качок, узнаваемый актер и совершеннейшая простигосподи (но с фоном лучших интерьеров).

Некий расторопный идиот метнулся к вялой акушерке, совестливо сотрудничающей с какой-то там акулой. Добрые глупые мифы о старушке революции… Пульнул из пульта: и ножницами пуль разрезано кипящее небо. Круг красного солнца теперь безоблачно оптимистичен.

Я раскованно любуюсь правдой; мясные закуски поглощают суши и роллы; рискованные роли понравившейся девушки.

Дальше идет разговор по живому (пальцы растроганно мажут по клавиатурному набору в мозгу). Моя «напарница по развлечениям» блестит флуоресцентными ресницами. Теперь вовсю порхаю.

Рядом с нами обосновались роскошные маски. Все эти замужние малолетки. Все это лукавое величие городов течет прямо на нас, как ядерный сок.

«Семь поцелуев, пиво в правой руке. Ты была так близко, ну а я вдалеке.» Обычная прогулка вдоль домов. Мне отчего-то вспомнилась та весна, воняющая любовью и страшными снами, которая оберегла людей, слишком способных нанести укусы и поцелуи…

– Хорошие девочки не делают на первом же свидании ничего такого. То есть, они обычно ждут конца свидания. – Глуповатая красота ее ухмылочки внушила другое воспоминание: астральную любовь, туман и грустный просвет, через него на солнечном «щупальце» светится сизая пыль. Она (призрак) высматривает его из-за шкафа (почти каждую ночь), а этот он вообще ее не замечает…

Мы идем мимо небольшого парка (с чем-то важным внутри, под кронами деревьев из пластичной свободы).