Елена Ворон - Остров сокровищ

Вчера Лайне исполнилось двадцать лет, и сегодня она объявила о своем желании.

Услышав такое, я лишь отрицательно потряс головой. Как только ей на ум взбрело? Просить меня добыть ей Птицу!

– Джим, пожалуйста, – кротко попросила моя любимая.

Она сидела в кресле у пульта, подобрав под себя ноги. Темные волосы скрывали ее целиком, виднелся лишь край узкой юбочки да загорелые коленки. Из-под длинной челки на меня глядели яркие глаза – сине-зеленые, точно пронизанная солнцем морская волна.

– Нет, – отрезал я.

– Это не каприз, мне в самом деле нужно.

Считается, что перья Птиц пробуждают в человеке скрытые возможности: чувства обостряются, интуиция усиливается, и люди делаются чуть ли не экстрасенсами. Однако лично я особых способностей за собой не замечал. Интуиция у меня всегда была, а слышать лес и читать следы я умею, потому что егерь. И не заметно, чтобы Осененность пошла на пользу нашим соседям или тому же Гарри Итону. По-моему, это больше вопрос престижа. Люди гордятся собой и бережно хранят подаренные Птицами перья: кто спит на них, кто ставит в вазу, как цветы, а женщины украшают одежду или прическу. И только я в память об отце не держу в своем номере ни единого пера.

Лайна тряхнула волосами, по ним пробежали волны красноватых искр.

– Джим, мои родители – Осененные настоящей Птицей. И твои тоже. И ты сам – Дважды Осененный.

– Это не моя вина. – Я стал Дважды Осененным в день, когда погиб отец.

– Джим, послушай, – проникновенно заговорила Лайна. – Если честно… я не могу выйти замуж за человека, которому я не ровня.

– Я тебе выберу лучшую Птицу из питомника.

– В питомнике не Птицы, а ерунда! Сколько девчонок туда ходили! Лиза, Дана, Тереза… И что? По-твоему, они стали лучше, добрее, умнее? Ты бы на них посмотрел.

Очень надо смотреть на дурех. Я не бываю на балах в поместье Трелони, и Лайна обижается, но мне там тошно. Местное высшее общество – сборище пустомель, которых сквайр вынужден у себя принимать.

– Лайна, – я взял ее руки в свои, – я люблю тебя безо всяких Птиц.

У нее умоляюще выгнулись брови.

– Джим, одна Птица. Одна-единственная из целого заповедника. Рано или поздно их все равно перебьют. Пусть хоть что-то достанется не чужим людям, а нам с тобой.

– Тогда я стану Трижды Осененный, и тебе по-прежнему не будет покоя, – улыбнулся я.

Шутка не удалась; рассерженная Лайна вырвала руки и выпрямилась, спустила ноги с кресла.

– Не прикидывайся дурачком! Ты в девятнадцать лет уважаемый человек, с тобой считаются все – и мой отец, и доктор Ливси, и этот ваш космолетчик Бонс. А я в свои двадцать никто. Тереза и та на меня пыхтит, потому что в питомнике побывала. Мол, у нее теперь интуиция – ого-го-го! Она мир кожей чует, сердцем слышит, затылком видит. Только и знает, что похваляется. А ты егерь. Тебе Птицу подманить – раз плюнуть. Мне девчонки поначалу завидовали, чуть не лопались, а теперь смеются. Мол, раз Птицу обеспечить не желает, значит, не любит…

– Глупости.

– Вовсе не глупости. Просишь меня выйти замуж, а сам даже до свадьбы вот столечко сделать не хочешь. Что же потом будет? Через год смотреть на меня не захочется?

– Это не твои слова. – Я начинал злиться. – Кто тебе нажужжал?

Лайна вскочила, яркие глаза потемнели, как море перед грозой.

– Ты возьмешь меня на охоту?

– И не проси.

– Ты – возьмешь – меня – на охоту? – раздельно повторила она.

– Лайна! Если б я просто жил в поселке… или в городе… я стал бы для тебя охотником. Но пойми: я – Хранитель Птиц.

– Возьмешь или нет? – Она потянула с пальца подаренное мной кольцо.

– А если бы взял? Ты что – любила бы меня, как прежде? Если б я предал дело своего отца? Предал его память?

Размахнувшись, Лайна швырнула колечко в окно; оно звякнуло о стекло и отскочило, покатилось обратно ей под ноги.

– Подавись своей памятью! Отец твой был сумасшедший, и ты тоже!

Я влепил ей пощечину. Лайна отшатнулась, схватилась за щеку; глаза налились слезами. Я испугался, что повредил ей скулу. Затем вообще испугался того, что натворил.

Она попятилась к двери. Я кинулся за ней, схватил за плечи.

– Лайна, прости…

– Проси прощения у Птицы! – Она вывернулась из моих рук и выбежала из комнаты.

– Лайна!

Она убегала по коридору – смертельно обиженная, несчастная. Выбросившая кольцо невесты.

– Лайна, постой. – Я нагнал ее. – Выслушай.

– Оставь меня в покое.

– Лайна, я же люблю тебя…

– А я тебя ненавижу! – выкрикнула она.

Вот и все, что случилось. Я стоял в дверях и смотрел, как Лайна бежит к своему глайдеру, а следом торопится ее пилот, выскочивший из бара. Потом глайдер поднялся и взял курс над морем к Жемчужной лагуне, и не было сил смотреть ему вслед.

Чтобы гулять в заповеднике, надо всего лишь получить разрешение у егеря. Сигнализация срабатывает, когда система обнаруживает у пришельца винтовку-птицебой. На иное оружие система не рассчитана – вот глупость-то! – и выехав по тревоге, можно нарваться на станнер, лучемет или даже на «стивенсон», купленный по случаю у космодесантника.

Впрочем, на лучемет мы с отцом нарвались только раз. Охотники на Энглеланде – народ безобидный. Они забираются в лес, чтобы стать Осененными Птицей, а это совсем не вяжется с убийством егеря.

Как всякому Хранителю Птиц, мне полагается напарник. В заповеднике двенадцать участков, и должно быть двадцать четыре сотрудника. Нас же всего одиннадцать, и пятый участок долго был бесхозный, пока его не разделили между тремя егерями. Одиннадцать человек против освоенной зоны планеты. Даже не смешно.

Не желают люди заниматься хлопотным и бесполезным делом, охраняя обреченных Птиц. Властям наплевать, их устраивают питомники. Сумасшедший, назвала меня Лайна. Да, наверное, так и есть.

Браслет-передатчик подмигивал огоньком. Все тот же восьмой квадрат. На пикник расположились, что ли? Нарочно торчат на одном месте, поджидая егеря? Странно. Может, система сбоит? Принимает за винтовку какую-нибудь деталь глайдера новой модели, и там совсем не охотники?

Скутер лавировал меж толстых стволов ели-ели. Под распростертыми лапами стоял зеленый сумрак. Наверху поблескивали плетеные зеркала паутинников, а на усыпанной сухими колючками земле порой встречались яркие пятна света. Таких солнечных «зайчиков» надо сторониться: если зеркало накренилось и отражает свет вниз, того и жди, оборвется.

Я миновал поляну, где виднелись остатки шалашиков – оплетенные прутьями каркасы из веток. Три года назад тут поселилась маленькая колония Птиц. У самого побережья, под боком у людей. Отец разъяснял, уговаривал, стыдил – все впустую. Обычно смышленые Птицы не желали его понимать. Притворялись, будто не Птицы они, а обыкновенные лесные пичуги. Отчаявшись убедить по-хорошему взрослых, мы переловили птенцов; а это были уже проворные трехдневки, попробуй поймай. В мешках мы перенесли их на четыре мили к западу, в овраг с белым мхом. На белом мху растут кусты можжевела, усыпанные синими съедобными ягодами. Раздраженные Птицы с криками и бранью летели за нами, пытались клевать в макушку.