Ника Ёрш - Последняя Академия Элизабет Чарльстон

© Соул Диана, Ёрш Ника

© ИДДК

Я часто пишу себе некрологи.

Представляю, как их опубликуют в местной газете, как отреагируют люди, когда прочитают о смерти очередной неизвестной им личности. Скорее всего, сразу забудут, не успев ничего ощутить. Если бы у меня были друзья, возможно, они бы горевали и даже оплакивали потерю. Сказали бы что-то на прощание, бросая горсть земли сверху гроба.

Но у меня нет друзей.

А значит, и горевать некому.

Никто не плакал по Кэсси Томсон, никто не прощался с Джилл Морган и, скорее всего, никто не плачет сейчас по Мелоди Роук, которая канула в неизвестность около двух недель назад на Дьявольском Пике в Арьпийских Горах. Пару дней назад ее признали погибшей и опубликовали некролог. Тот самый, который я сочинила накануне перед смертью очередной придуманной личности.

Не спрашивайте, как он оказался на столе у редактора местной газетенки. Факт в том, что, покидая Арьпы, я уже стала обладательницей нового имени.

А точнее старого.

Имя, восставшее буквально из пепла. Имя, под которым я родилась, и фамилия, которую решила возродить спустя пять лет, как с ней распрощалась.

Элизабет Чарльстон ехала на родину, чтобы восстановиться на втором курсе брошенной некогда Карингтонской академии и наконец получить диплом специалиста с допуском к магии третьего порядка.

Я поправила платье, чтобы скрыть немного выбившиеся нижние юбки. Шляпку тоже придержала, потому что сумасшедший ветер грозил снести ее, стоило только открыть дверцу дилижанса и попытаться выйти на улицу.

Обычная буря, вполне стандартная погода для Великой Ритании в это время года, тем более в прибрежном районе столицы – Карингтоне.

– Мы переждем ненастье здесь, – крикнул мне возница. – Это отличный постоялый двор. Тут можно перекусить и переночевать. Думаю, к утру ветер стихнет, и мы сможем продолжить путь до центра. Сейчас я бы не рисковал ехать по переходу Пикси.

– Благодарю за заботу, Грегор, – перекрикивая ветер, сказала я и, кутаясь в шаль, поспешила к входу в достаточно большую гостиницу. Если так можно было назвать это место.

Смесь постоялого двора и веселого трактира – вот что это было. Я толкнула дверь, и меня обдало горячим воздухом помещения: терпким запахом эля, зажженных свечей и дорогих мужских духов.

Я шагнула внутрь, тут же погружаясь в новую для себя атмосферу – шума, пьющих за столом людей, тихо поскуливающей лютни, мучения которой пытались выдать за музыку, и веселого хохота местных проституток.

– Дама желает номер на ночь? Или просто поужинать после дороги? – окликнули меня со стойки, одновременно барной и приемной для постояльцев.

Обернувшись, я увидела низенького мужчину лет сорока пяти с хвостиком, у него уже начала пробиваться лысина на макушке, были чуть заостренные уши, а излишняя полнота, нос картошкой и “сбитость” намекали на дальнее родство с гномами Старых Копий.

– И то, и другое, сэр. Мне нужен номер. Небольшой, но чистый. И ужин – без излишеств.

Трактирщик смерил меня внимательным, но опытным взглядом, в мгновение оценивая мои финансовые возможности и ожидания от его заведения.

– Будет исполнено, леди. У меня как раз есть такой номер, специально для вас. Стакан молока и рисовый пирог вас устроит?

– Вполне, – согласилась я и попросила подать все прямо в номер.

Ужинать в компании местных мужланов и проституток мне хотелось меньше всего. Свою просьбу я подкрепила парой монет, брошенных на стойку.

Поднявшись в номер и отужинав за столом с идеально белой скатертью, я удивленно воззрилась на неожиданно чистую постель с накрахмаленными, пахнущими летним лугом простынями; пол был выскоблен, вокруг ни паутинки, ни пылинки. Давно не встречала гостиниц с обслуживанием подобного уровня, что могло свидетельствовать лишь об одном – хозяин чем-то смог приворожить брауни. Только эти скрывающиеся от всех “домовые” способны навести такой лоск. Дабы проверить свою теорию, оставила на окошке тарелочку с молоком…

А после с чистой совестью отправилась спать.

Скрежет пружин за стеной безжалостно выдернул меня из мира грез ранним утром. И сразу на голову обрушилась сильнейшая боль.

– Чтоб вас… – выругалась я, морщась и укрываясь руками от солнца, протиснувшегося в окно сквозь занавески.

Спустя пару минут, одевшись, я подошла к окну и, улыбаясь, переставила пустую тарелку на стол.

– Прелесть, – сказала вслух. – Спасибо за чистоту и радушие.

Выходя из номера, не удержалась и еще несколько мгновений смотрела в узкую щелку между дверью и косяком. Надеялась подсмотреть, покажется ли брауни, чтобы убрать посуду? Но хитрый домовой, чувствуя мое присутствие, так и не высунулся. Пришлось уходить ни с чем.

За стойкой трактирщика сегодня встречала женщина. Такая же полненькая, как и вчерашний мужчина, но на этот раз явно чистых человеческих кровей. Я предположила, что она жена полугнома, и, скорее всего, не ошиблась, потому что к ней подбежала девочка лет двенадцати, с такими же вытянутыми, как у отца, ушами и носом-пуговкой. Она что-то зашептала матери на ухо, краснея и хихикая. Я не слышала, что именно, но толстушка погрозила чаду:

– Иди на кухню, а не подслушивай Берту. Мало ли что она скажет, не наше это дело, с кем мастер Фенир время проводит!

На этом их короткий разговор закончился, и я подошла ближе к стойке, чтобы заказать завтрак.

Через десять минут я уже сидела за одним из столиков у окна, любовалась идеально чистым небом, в котором ничто не напоминало о вчерашнем ненастье. Из кухонного помещения та самая остроухая дочурка трактирщика вынесла мне тарелку с овсяной кашей, остатки вчерашнего рисового пирога и чашку кавы.

Поблагодарив женщину, я с наслаждением сделала глоток бодрящего напитка, прежде чем начать трапезничать, и тут меня отвлек звонкий женский хохот, разнесшийся по трактиру. Он напоминал мне деревенский колокол, звон которого знаменовал несчастье.

Недовольно поморщившись, потому что от резкого звука моя почти прошедшая голова снова начала болеть, я повернула голову в сторону лестницы. Туда же смотрела и дочь трактирщика. Только если ее взгляд был полон благоговейного обожания, то мой не выражал никакого довольства.

Все дело в том, что со второго этажа спускались трое: две пышногрудые красотки очень легкого, я бы сказала, наилегчайшего поведения и зажатый меж ними, сказочный, но сильно помятый “принц”. Его рубашка, судя по моему опыту, пошитая у хорошего портного, была небрежно распахнута на груди; мужское жабо съехало на одну сторону, а брюки оказались непозволительно приспущены так, что дойдя до них при осмотре, я предпочла отвернуться и сделать вид, что увлечена кавой. Потому как теорию я знала прекрасно, и воображение – будь оно неладно – рисовало картины того, чем занималась вся компания… Появлялись и ненужные, совершенно непрошеные вопросы. Например: зачем ему вторая женщина? В теории, которую я знала, для любви нужны были лишь двое. Одна из них просто ждала? Пришла позже? Помогала советами?..