Марк Лахлан - Песнь Валькирии

Закутавшись в норманнские плащи, Фрейдис ела и думала, насколько легко она могла бы быть их союзником. В Новгороде она встречалась с норманнами – настойчивыми, беспокойными людьми, которые говорили, что английский король болен и трон обещан их властителю. Они направлялись домой, в Нормандию, с дарами герцогу Вильгельму – редкими пряностями, богатыми уборами и рабами – в надежде, что их щедрость будет вознаграждена и они получат в дар зéмли в новой стране.

Норманны были любопытны, как и ее соотечественники, некоторые даже неплохо говорили по-норвежски, но во многом очень отличались от них. В них было больше галльского, меньше гибкости и покладистости. Эти люди никогда не сомневались в своей правоте и стремились учить мир, а не учиться у него. Их рассказы были захватывающими, и они с уважением слушали ее истории, но всегда говорили, что ей следует делать и как поступил бы в этой ситуации норманн. «Это же так просто», – улыбались они. Она восхищалась их самоуверенностью, хотя, если честно, эта их черта не раз вызывала у нее желание швырнуть их в море. Так что она вполне могла бы оказаться при дворе Вильгельма и после нападения на Англию быть с победителями на юге, а не с побежденными на севере. Она даже могла зарабатывать воинской службой и делить добычу с воинами, чьи тела лежали теперь снаружи на снегу.

Но нет. Фрейдис вонзила зубы в ломоть хлеба. Где-то там, в лесах, ее звал волк. Утром она пойдет на этот зов.

Мальчишка был отвратительным поваром, а если и не был, то норманны сделали его таким. Он дрожал и вертелся около огня, поджаривая мясо в фермерском доме, и Жируа решил, что слишком уж сильно он хочет согреться. Все двадцать норманнов набились в барак, и каждый из них в свете костра казался сущим дьяволом.

– Убирайся от огня, парень. Мясо надо проверять часто, но не все время, как ты это делаешь.

Он пнул мальчишку, пытаясь отпихнуть его от огня. Ноги пленника были связаны, и он тяжело упал на зад. Роберт, раззадорившись, продолжал пинать его в живот.

– Ты убьешь мальчишку, – сказал Луис. Рука его, опухшая и почерневшая от кровоподтека, нестерпимо болела. Он сглотнул и постарался не обращать на это внимания.

– Ты прав, я так сделаю, – сказал Жируа. – В конце концов, за этим мы сюда и пришли.

Его норвежский был примитивен и груб для рыцаря – одного из тех, кто не унаследовал, а скорее заслужил свой титул при Гастингсе. «Через поколение, – подумал Луис, – его дети будут говорить, как придворные. А что будет через десять поколений? Может, даже настоящий королевский двор?»

– Ну, по крайней мере не раньше, чем он приготовит ужин. А еще починит дыру на моей куртке.

– Если б ты был хоть наполовину мужчиной, то за это сделал бы дыру в нем самом.

Луис улыбнулся. Наполовину мужчиной… Были времена, когда он не был мужчиной даже наполовину.

Он коснулся волчьего камня.

– С чем это ты все время забавляешься?

Луис не ответил. Тот факт, что он заплатил хорошую цену, чтобы его взяли с собой, вынуждал его быть готовым предложить еще бóльшую, дабы ему напомнили, что он все еще здесь.

– Как по мне, то это какая-то бесовская штука. Волк – символ северян, да еще тех, кто знает о Боге не больше, чем… – Он на мгновение умолк, подыскивая подходящее сравнение. – Дьявол.

– Я думал, дьявол должен хорошо знать Бога, – сказал Луис. Он не расставался со студенческой привычкой думать, что заявление – это приглашение к обсуждению. Но среди воинов обычно было не так.

– Зачем мы взяли с собой этого умника? – подал голос один из воинов. Луис не позаботился запомнить, как его зовут.

– Просто дайте этому мальчишке приготовить еду. – Он держал руку ладонью вверх.

– Может, тебе за это взяться? Убийством ты себе добычи не заработал.

– Я уговаривался ехать с вами, а не присоединяться к вам, – сказал Луис. – Разве я брал добычу?

– Что ты здесь делаешь, чужестранец?

Луис не ответил.

– Может, нам тебя освободить от уговора?

– Его лучше освободите.

Вероятно, пробил его час. В этом обществе ему вряд ли удастся привезти молодую женщину в Лондон целой и невредимой. Лондон был его целью. Там проявился источник, и его воды питали город, помогая ему разрастаться. Там он погрузится в воду, чтобы понять, что с ней делать.

– Завтра я уйду, – сказал Луис.

Он размышлял, как ему выжить, даже если он сумеет найти эту женщину. Он принадлежал к норманнам, во всяком случае, сто лет назад он им был, но вряд ли это поможет, наткнись он на другие банды воинов, промышляющие на этой земле. Особенно если у него будет что-то, что они захотят, а они непременно захотят молодую женщину и заберут ее, а его убьют. Если их будет достаточно. А если он отпустит волка в себе, то он сам будет опасен для женщины.

– Не так-то это просто. Когда вернемся в Лондон, ты должен мне заплатить.

– Тебе заплатят.

– У нас есть только твое слово.

– Мой отец был северянин с Ледяной Земли, викинг слова. Если мы даем слово, то держим его. Тебе заплатят.

– Клятва твоего северянина ничего не стоит. Сколько раз платили им серебром люди из этой и нашей страны, чтобы они ушли, – и все напрасно, следующим летом они возвращались снова.

Луис не стал возражать, что откупиться от одной банды викингов не имело никакого значения для совершенно другой, которая приходила позже.

– Тогда что ты хочешь? – спросил Луис.

Жируа пожал плечами:

– Оставь нам какой-нибудь залог.

– У меня нет ничего, кроме моего меча, с которым я не расстанусь.

– Эта кривая железка мне не нужна, – сказал Жируа. – Может, имей ты прямой меч, как у мужчины, то и боевого духа в тебе было бы больше. – Он немного поколебался. – Дай мне этот камень, что висит у тебя на шее. Для тебя он дорог, как я вижу.

Луис снова коснулся камня. Это был его якорь спасения, нить Ариадны, связывающая его с нормальной жизнью, с разумом и смыслом, а не только с инстинктами и страстями.

– Попроси что-нибудь другое, Роберт.

– Не называй меня Робертом. Для тебя я господин. Я требую камень. Дай его мне.

Сломанной рукой Луис коснулся подвески на шее.

– Я не могу его снять. Почему бы тебе не взять самому?

Жируа понял его вызов.

– Филосе, забери у чужестранца камень.

Филосе, бледный нормандец, получивший свои шрамы при Гастингсе, подскочил к Луису сзади с ножом. Он рассек бечевку, схватил камень и поднес его к огню. Голыш был обвязан необычным тройным узлом, служившим обрамлением. Филосе перебросил камень Жируа, и тот, поймав, внимательно рассмотрел его.

– Поганский?

Лицо Луиса было бесстрастно, хотя в голову ударил сонм запахов, цветов и звуков, будто волк внутри него, проснувшись, приоткрыл один глаз.