Бренда Купер - Лучшая фантастика XXI века (сборник)

И это действительно оказалась девочка, мертворожденная, которая забрала с собой мать. Их похоронили вместе на крошечном неопрятном кладбище, куда Абдул Карим приходил, когда испытывал уныние. Могильный камень покосился, могила заросла травой. Отец тоже был похоронен здесь, и трое братьев и сестер Карима, умерших до того, как ему исполнилось шесть. Не хватало только Айши, пропавшей Айши, которая утешала маленького мальчика, – он помнил сильные, щедрые руки, изящные, пахнущие ароматной хной ладони, гладкую щеку.

На кладбище Абдул Карим отдает дань памяти жены, а его сердце трепещет от царящего здесь запустения. Он боится, что если кладбище разрушится, погребенное сорняками и временем, он забудет Зейнаб, и ребенка, и свою вину. Иногда он пытается вырвать сорняки и высокую траву голыми руками, но изящные ладони ученого быстро покрываются порезами и ссадинами, и он вздыхает и думает о суфийской поэтессе Джаханаре, которая несколько веков назад написала: «И пусть мою могилу скроет зеленая трава!»

Я часто размышлял о роли в процессе открытия знания или опыта, с одной стороны, – и воображения и интуиции, с другой. Я считаю, что между ними существует определенный основополагающий конфликт, и знание, призывая к осторожности, подавляет полет воображения. Следовательно, некоторая наивность, не обремененная традиционной мудростью, иногда может быть полезна.

Гангадхар, его школьный друг, недолго работал учителем литературы хинди в муниципальной школе; теперь он – научный сотрудник Библиотеки наследия Амравати и, в свободное время, поэт. Он единственный человек, с которым Абдул Карим может поделиться своей тайной страстью.

Со временем Гангадхар тоже увлекается идеей бесконечности. Пока Абдул Карим корпит над Кантором и Риманом и пытается осмыслить теорему о распределении простых чисел, Гангадхар совершает набеги на библиотеку и возвращается с сокровищами. Каждую неделю Абдул проходит две мили до дома Гангадхара, слуга проводит его в уютную гостиную с изящной, пусть и старой мебелью из красного дерева, и они делятся своими открытиями за чашкой кардамонного чая и шахматами. Гангадхар не в состоянии понять высшую математику, но понимает терзания ученого и знает, каково это – откалывать по кусочку от стены неведения и прозреть свет озарения. Он находит цитаты из Арьябхаты и Аль-Хорезми и говорит другу такие вещи: «Ты знаешь, Абдул, что грекам и римлянам идея бесконечности не нравилась? Аристотель спорил с ней и считал вселенную конечной. Из греков только Архимед дерзнул посягнуть на этот пик. И пришел к выводу, что различные бесконечные количества можно сравнивать, что одна бесконечность может быть больше или меньше другой…»

И по другому поводу:

«Французский математик Жак Адамар – это он доказал теорему о распределении простых чисел, которая приводит тебя в такой восторг, – так вот, он утверждает, что существует четыре стадии математического открытия. Если подумать, как и в работе художника или поэта. Первая – ознакомиться и изучить то, что известно. Вторая – дать этим представлениям уложиться в твоей голове, подобно тому, как восстанавливается между посевами земля под паром. Затем – если повезет – случится вспышка, момент озарения, когда ты увидишь что-то новое и интуитивно почувствуешь, что это правда. Последняя стадия – проверить это прозрение на соответствие математическим законам…»

Абдул Карим думает, что если ему удастся справиться с первыми двумя стадиями Адамара, возможно, Аллах вознаградит его озарением. А может, и нет. Когда-то он надеялся стать вторым Рамануджаном; теперь эти надежды умерли. Но ни один истинно Влюбленный не уйдет от порога дома Возлюбленной, даже зная, что его не впустят.

«Что меня действительно тревожит, – делится он с Гангадхаром во время одной дискуссии, – что меня всегда тревожило, так это теорема Гёделя о неполноте. Согласно Гёделю, в математике должны существовать утверждения, которые нельзя доказать. Он показал, что одно из таких утверждений – континуум-гипотеза Кантора. Бедный Кантор, он лишился ума, пытаясь доказать то, что невозможно ни доказать, ни опровергнуть! Что, если все наши идеи о простых числах и бесконечности – такие же утверждения? Если их нельзя проверить на соответствие условиями математической логики, как узнать, что они истинны?»

Это очень его беспокоит. Он сидит над доказательством теоремы Гёделя, пытаясь понять его, пытаясь найти обходной путь. Гангадхар подбадривает друга: «Знаешь, в старых легендах великое сокровище обязательно охраняет чудовище соответствующей величины. Может, теорема Гёделя – это джинн, охраняющий истину, которую ты ищешь. Может, вместо того чтобы убивать его, тебе следует с ним, ну, подружиться…»

Благодаря своим занятиям, благодаря беседам с Ган-гадхаром Абдул Карим вновь начинает считать Архимеда, Аль-Хорезми, Хайяма, Арьябхату, Бхаскару, Римана, Кантора, Гаусса, Рамануджана, Харди своими подлинными друзьями.

Они учителя, а он – их скромный студент, ученик, поднимающийся на гору по их следам. Подъем дается нелегко. В конце концов, Абдул Карим стареет. Он предается мечтам о математике, приходя в себя лишь для того, чтобы позаботиться о матери, которая становится все слабее.

Некоторое время спустя даже Гангадхар делает ему выговор:

«Человек не может жить с такой одержимостью. Ты хочешь пойти по дорожке Кантора и Гёделя? Береги свой разум, друг мой. У тебя есть долг перед матерью и перед обществом».

Гангадхар не понимает. Разум Абдула Карима поет вместе с математикой.

Предел функции f(N) при N, стремящемся к бесконечности…

Сколько раз он задавал себе вопросы, начинающиеся с этих слов. Функция f(N) может быть функцией распределения простых чисел, или числом матрешек материи, или границей Вселенной. Она может быть абстрактной, как параметр в математическом пространстве, или земной, как ветвление морщинок на лице его матери, которая дряхлеет под деревьями личи на мощеном дворе. Дряхлеет, но не умирает, словно живая апория Зенона.

Он любит свою мать, как любит дерево личи: за то, что она существует, что сделала его тем, кто он есть, что дала ему приют и заботу.

Предел… при N, стремящемся к бесконечности…

Так начинаются многие теоремы математического анализа. Абдул Карим гадает, что за математика управляет медленной дугой умирания его матери. Что, если жизни не нужны минимальные пороговые условия? Что, если смерть – лишь предел некой функции f(N) при N, стремящемся к бесконечности?