Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть вторая

– Глупости, – отмахнулся Алва. – С женщинами без юбок ты меня тоже видел.

– Полтора раза, – уточнил Марсель, понимая, что эта тропка никуда не ведет и надо искать другие. – Эпинэ за время нашей разлуки поправился, а ведь дорога к этому не располагает. В отличие от дыры; ты-то вылез просто красавцем.

– Последнее время мне часто намекали на сходство с покойником. Наконец я умер, и тут же посыпались комплименты… – Алва вывернулся из лошадиного объятия не хуже, чем из лапок Клелии. Сона приоткрыла глаз и вздохнула, Рокэ погладил кобылу под смоляной челкой и быстро вышел из денника, Марсель ринулся следом, поскользнулся на какой-то дряни и, не ухвати его Ворон, врезался бы лбом в дверной косяк.

– Думаешь, Эпинэ тоже провалился? – поинтересовался Ворон, подставляя лицо солнцу, и Марсель с очередным облегчением увидел, что Алва щурится. Еще парочка милых мелочей, и о смерти в самом деле удастся забыть, забывают же об ошибках, даже о чужих.

– Если Иноходец и провалился, – вернулся к делам Валме, – то потом он где-то устал. А еще он явился без вещей и при этом одвуконь, а ты его вчера выгнал сперва спать, а сегодня к Темплтону. Неужели тебе совсем не интересно?

– Сперва я обдумаю Ларака. Этот провалился без всяких «по-видимому», и тем не менее Матильда находит его облезлым. Впрочем, она не видела графа при жизни.

– А ты?

– Года три назад. Манрик очередной раз заговорил о конфискации Надора. Дескать, Ларак процветает, а земли Окделлов в полном расстройстве, следовательно, опекун ворует, а посему графа, который в любом случае ненадежен, надо отправить в Багерлее, а Надор поручить тессории. Кстати, не умри Сильвестр, кому-то из вас пришлось бы жениться на девице Окделл.

– То есть? – уточнил Марсель. Опасность была позади, и виконту стало интересно.

– Манриков от Надора следовало отвадить. Твой родитель полагал лучшим выходом брак, я пошел другим путем. Результат, надо признать, оказался удручающим.

– Да, – слегка подумав, согласился Валме. – Теперь ни Надора, ни Манриков, то есть Манрики где-то сидят, но жениться из-за них больше не нужно. Мы скажем Лараку, что он умирал?

– Зачем? – Алва откровенно любовался горами. – Разве что ты захочешь взглянуть, как наш влюбленный сойдет с ума. У Иссерциала безумие сопровождалось надеванием венков из сорных трав и песенками.

– А у Дидериха разрыванием одежд. Рокэ, а Эпинэ мы что-нибудь скажем? Он, конечно, не умирал, зато Марианна… Мертвой ее видели графиня Савиньяк и известный тебе Пьетро. Они решили свалить утешение и все такое прочее на Левия, а его убили.

– Эпинэ я при случае объясню… Золото с фиолетовым, синева и опять золото, но уже с пурпуром. Кагетская осень заметно ярче торской. Видимо, оттого и казароны.

– Что позволено природе, людям запрещено, – Марсель с удовольствием выкинул из головы Ларака с Эпинэ и занялся пейзажем. Горы были не просто яркими, они сияли, куда там всяким четырежды радужным! Вырядись кто-нибудь в подобные цвета, вышло бы нечто чудовищное, собственно говоря, оно и выходит, причем не только в Кагете.

– Розовые фламинго хороши, – поделился выводами виконт, – хоть и необычны, но кавалер в розовом всегда будет нелеп, а девица почти всегда глупа. Я тебе еще не говорил, что встретил родственницу птицерыбодуры? Хвост ее не портит, правда, он скорее змеиный…

– Змеи по-своему прелестны. – Рокэ так и глядел на фиолетовую гору, к которой подбирался золотой лес. – Но прелесть того, что может убить, воспринимают не все… Ларак помнит курицу и что ему нужно в Надор. Если я верно разобрал его крики, он ломился сквозь козла, не зная, что спешить некуда. Моя память ушла из хандавского вечера и туда же вернулась, однако у меня есть свидетель, а графу придется довольствоваться рапортами на имя Савиньяка.

– Люди Эпинэ там тоже побывали. Как думаешь, почему вылез именно Ларак и именно сейчас, и где остальные? Не то чтоб я хотел увидеть знаменитую вдову, но ведь должна же быть причина!

– Несомненно! – Алве надоело сидеть, и он улегся на каменном выступе, заложив руки за голову. – Раньше я допускал, что смерть может быть ярче жизни, но будь так, я бы ее запомнил.

Спрута Арно поймал на закате, не менее роскошном, чем позавчерашний, но не будившем желания куда-то немедленно мчаться. Было красиво и слегка тревожно, однако теньент без сожалений променял полыхающие небеса на полутемную, пропахшую полынью прихожую. Валентин только что откуда-то вернулся и как раз выпроваживал сопровождавших его верзил.

– Добрый вечер, – не забыл поздороваться Придд. – Разделишь мой ужин? Я думал позвать Йоганна, но уцелевшие Катершванцы празднуют день рождения старейшей из баронесс. С учетом пятикратного траура это дело сугубо семейное, не будет даже Райнштайнера.

– Бабушка Гретхен! – припомнил Арно. – Близнецы говорили о ней в Лаик.

– Не слышал, впрочем, тогда я мало с кем говорил. Возможно, зря.

– Конечно! Знал бы ты, каким тошнотворным казался.

– Мне это очень хорошо объяснили, – улыбнулся Придд. – Но, как бы гнусно я ни выглядел, хотелось бы верить, что первенство оставалось за Колиньяром.

– Ты был вторым!

– Зато потом мне в твоих глазах удалось стать первым, причем надолго. Как здоровье графа Савиньяка?

– Как у Грато – затопчет любого. Валентин, а я ведь к тебе…

– Правда? Я думал, тебе нужен Тобиас.

– Тобиас?.. Ха, оставь его себе! Вот приказ.

– Пройдем в кабинет.

Как Зараза умудрился превратить в кабинет мещанскую комнату с ее геранями, ковриками и корзинками сушеной травы, Арно не понял, но письменный прибор и карта Северной Придды выглядели здесь вполне уместно. Прошлый раз теньент запомнил только кувшин с рябиной и книги, прошлый раз он мог думать лишь о дурочке, которую взялся спасать, но от Райнштайнера можно спасти разве что вино. Если запастись пивом.

– Садись, – предложил Валентин, – и давай приказ. Ответ требуется немедленно?

– До утра никто не помрет, – хмыкнул Арно, но Спрут не был бы Спрутом, если б не вскрыл пакет и не перечел его содержимое дважды. Очень может быть, что второй раз – задом наперед.

– Я бы не назвал эту мысль удачной. – Бумага отправилась в здоровенную шкатулку. – Кому она принадлежит?

– Мне!

– Я так и подумал… Жаль.

– То есть ты не хочешь?

– Мои желания, равно как и твои, ничего не значат – мы на войне. Другое дело, что более трудного для исполнения приказа я еще не получал.

– Приказы, которые тебе не нравятся, ты, помнится, нарушаешь.

– При определенных обстоятельствах, которых сейчас нет, и если их, я имею в виду приказы, а не обстоятельства, нельзя истолковать устраивающим меня образом. Арно, дело в том, что с недавних пор я считаю тебя своим другом.