Ирина Котова - Королевская кровь. Медвежье солнце

– Я же тебе не сказала, на что еще я решилась, – спохватилась Катюха, когда мы уже вели жеребцов обратно в конюшню. – Подумала, если менять жизнь, так сразу, махом, и, пока не стало страшно, быстро написала письмо в МагУниверситет, Свидерскому, попросила о встрече.

– Хочешь об учебе с ним поговорить, Кать?

– Это потом, – улыбнулась она. – Отвлечься пока хочу. Симонов же у них в попечительском совете состоял, спонсировал, и его место ко мне перешло. Думаю попросить о работе на полдня. Присмотрюсь, обдумаю, потяну ли учебу, может, договорюсь с кем-то из преподавателей о репетиторстве, чтобы попробовать экзамены сдать. Вот так, Мариш. Одобряешь?

– Всецело! – веско заявила я и полезла обниматься. – Умница моя! Умница! Ты еще станешь у нас великим магом! Вот увидишь!

Она смеялась, пока я ее тискала; жеребцы терпеливо ждали, когда шумные человечки вспомнят о них. А подруга вдруг затихла и всхлипнула.

– Хорошо, когда есть кто-то, кто поддерживает, Марин, – сказала она и отстранилась, вытирая слезы. – У меня… кроме девочек и тебя, близких-то и нет, Рудложка. Что бы я без тебя делала?

– То же самое, Кать, – я улыбнулась и погладила ее по плечу. – Слушай, – вкрадчиво продолжила я, – менять жизнь, так махом, правда?

– Чувствую, ты меня сейчас на что-нибудь неприличное подбивать будешь, – Симонова с подозрением взглянула на меня.

– Ничего такого, чего я бы не сделала сама, – заверила я ее. – Только пообедаем сначала, ладно?

Во время обеда в «Копытцах» позвонила Полли.

– Привет дезертирам! – радостно проорала она в трубку, пытаясь перекричать грохот. – Приехал отец, признался: это они с Марианом подарок на Васин день рождения строят. Но что – говорить отказывается. Сказал, что месяц чертежи делал. Каришка наверняка ведь знает, зараза мелкая, она постоянно у отца в мастерской трется. И не раскололась! Специально подгадали, чтобы начать, когда они уедут. Точно ведь заговорщики! Так что готовься, долбить будут всю неделю! Я вот думаю: может, попросить Демьяна пораньше свадьбу устроить и сбежать к нему?

– Думаешь, это тебя так выживают, чтобы поскорее уехала? – спросила я ехидно.

– Что?!! – крикнула она.

– Держись, Поля, – я повысила голос, – видишь, как получается, подарок для Васи, а страдаем мы.

– Язва, – беззлобно буркнула она и отключилась.

Вечером я аккуратно отклеила повязку, промыла татуировку теплой водой и смазала ранозаживляющим. Полюбовалась на себя, хотя пока выглядело это ужасающе. При нанесении было больно – то ли я отвыкла от боли, то ли кожа в этом месте такая нежная, но мне показалось, что я легче перенесла месяц набивки по сегменту огненного цветка на спине, чем одного небольшого рисунка сейчас.

Старый мой мастер смотрел на меня с удивлением и ворчал: ему никак не верилось, что девушка с розовыми волосами и совсем другим лицом, которую он помнит, и я – один и тот же человек. Пока я не показала ему спину. Он удовлетворенно хмыкнул и успокоился.

– Свою руку я всегда узнаю, – сказал он гордо, заправляя аппарат, – чудно́, конечно, но чего не бывает на нашей Туре.

Катя, на удивление, не отказалась и выбила себе на запястье йеллоувиньский иероглиф «свобода». Прямо поверх шрамов. И, в отличие от меня, не шмыгала носом.

Я не стала комментировать – видимо, после побоев мужа это для нее не было болью. Да и у каждого свои способы борьбы с личными демонами. Я только надеялась, что рядом когда-нибудь появятся иероглифы «счастье» и «любовь».

После ужина я позвонила Мартину. Как-то странно было провести целый день, не поговорив с ним – тем более что повод имелся.

– Привет, ваше высочество, – сказал он своим глубоким низким голосом. – Жива?

– После бесконечного числа жалоб, которое ты выслушал, утирая мне нос, умереть было бы невежливо по отношению к тебе, – хмыкнула я и прислушалась: кажется, в трубке раздавались тихие мужские голоса. Любопытство взяло свое. – А ты где?

– Слышу типичные интонации ревнивой жены, – смешливо сказал барон, – еще немного – и готова будешь под венец. С друзьями, пьянствуем у Алекса.

– О! – обрадовалась я. – Как раз! Мартин! Хороший мой! Ты ведь меня любишь, да?

– Я уже боюсь, – с нотками паники произнес он. – Что, для тебя надо кого-нибудь убить? Ты так подлизываешься, только когда хочешь попросить меня о чем-то непотребном.

Я рассмеялась.

– Все прилично, клянусь.

– Жаль, – сказал он вкрадчиво, – я как раз думал, что у меня все до неприличного правильно в жизни.

Я в очередной раз отметила, насколько же он хорош с этими своими соблазняющими перекатами. Да, у кого-то фетиш – плечи или глаза, а у меня, видимо, голос.

– Не отвлекай меня, – строго произнесла я, и он удовлетворенно хохотнул, – потом отработаешь совращение невинных дев. Мартин?

– Да, Марина? – с великосветскими интонациями откликнулся он.

– Моя Катя хочет просить Александра Даниловича о работе. Ей очень нужно, Март!

Он помолчал, потом, видимо, вышел куда-то – мужские голоса пропали – и уже серьезно проговорил:

– Девочка моя, ты в курсе, что она темная?

– Еще со школы знаю, – упрямо и обиженно сказала я. – Ты же общался с ней, Март. Видел, какая она.

Он вздохнул.

– Дело в том, что у Алекса пунктик по поводу темных, Марин. Как у нас всех. Никто не знает, да и предугадать невозможно, в какой момент одна личность подменяет другую. Это все равно что держать рядом с собой бомбу – может рвануть в любую секунду.

Я расстроилась – и потому, что он говорил о моей Катьке, и потому, что впервые, наверное, не согласился помочь сразу, по первому слову.

– Она ходит в храм регулярно, отмечается. У них в семье никаких таких случаев не было. Мартин, – я уже почти умоляла, – ее очень обижал муж. Я не могу всего рассказать, да и не должна была этого говорить, если честно… но ей очень нужно, правда. У нее есть магический дар, она с детства хотела учиться в университете… Мартин! Ну Ма-а-арт!

«Как мороженое выпрашиваешь у взрослого».

– Чувствую себя мерзавцем, лишающим ребенка сладкого, – сказал он со вздохом – и опять в унисон с моим внутренним голосом. – Будет тебе сладкое, девочка моя. Если Алекс не согласится – возьму ее к себе, давно мечтаю о хорошенькой помощнице, а то при взгляде на моих грымз из ученого совета во рту кисло становится. Поговорю, Марин.

– Ты – мое чудо, – с чувством произнесла я. – Как я тебя обожаю!

– А ты – мое наказание, – ответил он со смешком. – Но я тоже тебя люблю, Марин.

Барон фон Съедентент произнес последние слова, уже заходя обратно в гостиную, и на мгновение его друзья затихли, с недоумением глядя на него.

– Что? – сказал Мартин, залпом допивая отставленную ранее кружку с пивом. – Вики, ты во мне дырку сейчас просверлишь, а я тебе пригожусь целеньким.