Кшиштоф Пискорский - Тенеграф

– Всего один, – сказала женщина. – Ты не слишком хорошо прятался.

– Напротив. Гвардия не имела понятия, где я находился.

– Жаль, что люди из твоего окружения не настолько умелы.

Князь отбросил плащ и выхватил рапиру.

– Закончим это, – сказал. – Я уже замерз, ожидая.

– Прежде чем ты умрешь, узнай наше имя, – ответила женщина. – Имя нам Легион. За то, что ты сделал, мы высосем твою тень до дна.

За стеной раздались едва слышные звуки. Что-то шуршало там и царапало камень, словно желало добраться до источника голосов, от которых его отделял лишь двойной слой камня.

Черный Князь и женщина двинулись навстречу друг другу, даже не подозревая, что каждый из них посчитал противника тем, кем тот не являлся.

Тем временем несколькими закоулками дальше на маленькую площадку под старой башней выскочил И’Барратора, которого привлек сюда одинокий болезненный вскрик. С рапирой в руке, в развевающемся за спиной плаще и закрыв нижнюю часть лица платком, он внезапно остановился, поскольку перед ним предстала картина, которую он не ожидал увидеть.

Трое одетых в темное мужчин со шпагами, в одеждах, что выдавали дворян или стражников какого-нибудь знатного рода, стояли над полным седеющим человеком, что бессильно лежал на земле и приподнимал руку, пытаясь заслониться от ударов.

– Спаси! Молю, спаси! – крикнул незнакомец Арахону, едва лишь его заметив. Один из палачей выругался, и вся троица развернулась, чтобы выступить против новой проблемы.

Знала ли судьба, подстроившая эту встречу, что если она сведет Арахона Каранзу Мартинеза И’Гренату И’Барратору и трех разбойников, убивающих безоружного человека, результат может оказаться лишь один?

– Ступай отсюда, глупец. Проваливай, если жизнь тебе дорога! – крикнул один из бретёров.

И’Барратора ответил, приподняв уголки скрытых под платком губ в холодной улыбке. Выставил перед собой рапиру и двинулся в их сторону, мысленно вычерчивая уже линии Магического Круга.

Встреться Арахон с Князем, столкнись Хольбранвер с женщиной, зовомой Легион, столкнись трое разбойников с Легион, или даже с Князем, наверняка не произошло бы ничего плохого. Однако изо всех возможных комбинаций, из всех потенциальных встреч этой ночью в лабиринте Монастырского взгорья случились именно те, что должны были иметь наиболее значительные последствия.

Их результат вскоре почувствовал не только город, но – безо всякого преувеличения – весь мир.

Когда Арахон с волчьей ловкостью ворвался меж врагов, в другой части взгорья бой уже разгорелся всерьез. На середине длинной узкой улочки, между стенами, за которыми таинственные уши прислушивались, а таинственные рты облизывались, Легион и Черный Князь обменивались ударами, оба удивленные умениями противника.

Черный Князь давно уже оставил лучшие свои годы позади. Переступил он черту сорока лет. Под кафтаном у него явственно проступало брюшко, а черные локоны пронзали перья седины. Отсутствие одного глаза мешало ему точно оценить расстояние. Однако у него было преимущество – опыт двадцатилетней войны, которую он наблюдал вблизи с первого до последнего дня. А еще, прежде чем попасть на поля Влаанмарка, когда ему не было и восемнадцати, он дважды выигрывал турнир за подвязку королевы. Именно тогда он получил и свое прозвище – как сын гранда, он не имел права на княжеский титул, но поскольку одевался в черное, а локоны его были того же цвета, вокруг шутили, что он – воплощение умершего за сто лет до того князя Фридерика.

Сражался он в манере флорентинской школы, что возмущало консервативное дворянство Серивы. Двигался на присогнутых, широко расставленных ногах, направляя клинок чуть вверх, все время работая стопами и меняя стойку. В одной руке он держал шпагу – тонкую и гибкую, приспособленную скорее для дворянских поединков. В другой, за спиною, держал свой сорванный с плеч плащ, которым пытался поймать клинок противника, словно сетью.

Было у него над Легион еще одно преимущество, о котором женщина еще не знала. Кончик его шпаги покрывал тонкий слой яда белого скорпиона, который парализовывал в несколько секунд. Князю не было необходимости наносить смертельный укол – знал, что достаточно лишь оцарапать противника, пролить первую кровь.

Чтобы сделать это, он использовал всю свою ловкость, все фокусы и тайные удары, которым он учился всю жизнь. Тщетно.

Чувствовал он себя так, словно сражался не с одним, но с пятью разными поединщиками, которые сменялись незаметно – всякий из них представлял иной стиль и каждый был быстрее, ловчее, агрессивней его. В какой-то момент женщина перешла даже на выпады, типичные для la destreza , для мира серивских забияк и наемных убийц.

Не сумел он сломить ее инициативу. Она непрестанно сталкивала его вниз улочки, а Черный Князь отступал, сбивая очередные удары и отвечая контратаками, которые оказывались слишком далеки от достижения цели.

Кем она была? Откуда взялась в Сериве? Одежда выдавала в ней пришельца из-за Саргассова моря. Но если была чужестранкой, то откуда знала техники здешних фехтовальных школ?

Только когда из-за туч вышел на миг месяц, а тень незнакомки легла длинным пятном на брусчатку, Черный Князь начал понимать.

Это не была тень одной личности. Это была тень многих личностей, сплетенных друг с другом, соединенных таинственной силой.

– Ты из Патры, – выдохнул он, когда на миг отскочили они друг от друга. – Ты… ты ученица Ибн Ахима.

Женщина рассмеялась.

– Мы – сам Ибн Ахим. И многие до него. Ты не выиграешь, убийца.

Черный Князь приподнял бровь. Что бы это значило? Он знал, что на Патре и прочих пиратских островах культивировались еще обычаи ибров. Члены родов и гильдии сплетались тенями в солнечном свете, чтобы делить опыт, знания и общую память. Это превращало патрийцев в самых опасных корсаров Саргассова моря. Девиз их звучал: «Один из всех, все из одного».

Среди них наиславнейшим фехтовальщиком был анатозийский философ и убийца Ибн Ахим. Однако сложно было поверить, что он мог соединиться с этой женщиной. Ибо соединение действовало в обе стороны – мастер передавал немного знания ученику, но и принимал от него немного неуверенности, дурных привычек, ошибок.

Черный Князь еще раз взглянул на ее оружие, на украшения, одежду. Легион была богата. Он сомневался, чтобы его враги, пусть даже и сам эклезиарх, могли ее купить.

После очередного обмена ударами он взглянул на ее ухо, на серьгу с необычайно редкой и ценной черной жемчужиной. Жемчужина была символом королевского рода Альмуахаров, правящих Патрой вот уже сотни лет.

Мужчина понял, что в этой битве он не победит.