Андрей Белянин - Взять живым мёртвого

– Хитрец ты, участковый. – Моя жена прижалась к моему плечу. – Вот ведь знаю я, что ты меня обманываешь, потому что любишь и бережёшь. Да и, правду сказать, в конце концов, кто ж тут сможет за всем и всеми присмотреть, как не бывшая бесовка?

При этом слове что-то тренькнуло у меня в голове, какая-то запоздалая мысль безуспешно мелькнула на задворках и пропала. Такое бывает: кажется, что упустил что-то важное, но на деле всегда какая-то ерунда – стукнулась и убежала. Потом додумаю…

Меж тем из поруба нестройной колонной потянулись замёрзшие бояре, последним, дрожа и даже уже не матюкаясь, подпрыгивал совершенно отмороженный на голову дьяк. Я попросил Митьку выстроить их всех вдоль забора, где произнёс короткую напутственную речь:

– Граждане алкоголики и тунеядцы! Надеюсь, вы пришли в себя, протрезвели и осознали? От себя напомню: депутатам Государственной думы… тьфу, всем честным думским боярам будет предъявлено обвинение в злоупотреблении алкоголем и противоправных, хулиганских действиях, выраженных в массовых нарушениях общественного порядка. Вопросы?

– А по-русски можно? – простонал кто-то. – Башка после вчерашнего трещит.

– За драку и пьянку вы все заплатите денежный штраф в казну. Возможно, какие-то воспитательные меры предпримет сам царь. В остальном не смею задерживать. Что нужно сказать?

– Храни Господь тебя, ирода, и всю твою милицию, – нестройным хором отозвались бояре, тайно сжимая за спиной пальцы в кулаки и кукиши. Можно подумать, я об этом ни разу не догадываюсь.

– А вот вас, дьяк думского приказу Филимон Митрофанович Груздев, я попрошу задержаться.

Тощий герой улиц и вольный борец с «милицейским произволом» настолько замёрз в порубе, что даже говорить не мог. Ему мешала большущая зелёная сосулька под носом.

– Вам вменяется в вину попытка организации мятежа и провокационные действия против жителей Немецкой слободы. С сегодняшнего дня и до окончания расследования вы под подпиской о невыезде. Ну типа на работу или погулять выходить можете, но город покидать категорически не рекомендую.

Гражданин Груздев попробовал было показать мне язык – не вышло, попробовал отогнуть средний палец, хотя бы согнуть руку в локте или хотя бы плюнуть, но тоже увы.

– Какое же всё-таки полезное место этот наш поруб, – пробормотал я, жестом приказывая стрельцам вытолкнуть дьяка за ворота. – А бабка в нём только продукты хранила, наивная. Тут тебе и вытрезвитель, и камера предварительного заключения, и комната психологической разгрузки, сразу три в одном. Мечта!

Я проводил Олёну в терем, попросив приготовить нам запас продуктов на три дня. Потом подозвал слоняющегося после бани Митьку, ещё раз напомнил ему о его обязанностях, отправив на задний двор подготовить избушку на курьих ножках к дальней дороге.

Ввёл в курс дела Фому Еремеева, которому в наше отсутствие предстояло выполнять функции и. о. начальника Лукошкинского отделения милиции. Хотя вот с Фомой, по сути, было проще всего: за время нашей совместной службы он так вышколил своих ребят, что лично я вообще бы мог уйти на пенсию, тут и без меня уже ничего не развалится. Так, что ещё? Ничего не забыл?

А-а, я потребовал, чтобы мне оседлали Сивку-Бурку, и вскоре за Базарной площадью раздался холостой выстрел из пушки. Горох давал знать, что все в сборе и мне можно выдвигаться к царскому терему. Пока ехал верхом, подбоченясь, через весь город, то старался честно кивать на все приветствия и не обращать внимания на слишком уж выразительный шёпот за спиной.

Выглядело это примерно следующим образом:

– А и доброго вам здоровьечка, Никита Иванович! Уж так благодарна вам за то, что мужика моего, грубияна, в порубе уму-разуму научили, он больше руки не распускает!

Я кивнул, проехал, а вслед:

– Дома за печью сидит, аки таракан усатый, на улицу и носу высунуть боится. Тока жрёт чё ни попадя, скоро по миру пойдём с таким проглотом, всё спасибо родной милиции-и…

– Святой человек наш участковый, Аллахом клянусь! Лавку мою обижать не дал, охрана поставил, даже денег не взял. А я давал, э-э, мы, восточные люди, не жадные! Специями торгуем, честно торгуем. Раньше мало-мало гашиш продавал, анашу, травки немнога Чуйской долина там. Теперь только специи, э-э! Ты куркуму в гречневую кашу попробуй продай? А зиру в щи? А хмели-сунели в кисель?! Разорение одно! У-у, шайтан форменный!

– О-о, сыскной воевода! Красавчик, прям принц на белой кобыле. Да не пью я больше, не пью, и муж мой не пьёт, и дети. Младшенький так и в рот не берёт! А ить ему-то к зиме сороковник стукнет, но милицию уважае-эт! В штаны ходит ночью, но не пьёт! И муж мой также… тоже… в штаны вместе со всем семейством. Так ить зато эта, как её, борьба с алкоголизмом! И тока рискни кто сказать хоть слово против…

Не буду врать, определённые перегибы в работе отдела на уровне низшего звена, разумеется, были. Стрельцы Еремеева порой, наверное, возможно, изредка несколько превышали свои полномочия. Но это ведь не от плохого нрава, а исключительно в служебном рвении. Понятно, что хорошего мы делаем в миллион раз больше, но, как говорится, всех молчать не заставишь.

– А что ж, православные, тёща моя своими глазами видела, как бабка экспертизная в одной нижней рубахе, страшная, как смерть, из Лукошкина пешком драпанула! Чует, поди, стерлядь милицейская, что пора и ответ держать за грехи свои тяжкие. Уж я-то и на суде засвидетельствую, что била она меня клюкой без всякой жалости. А за что? За что, православные? Подумаешь, коту ейному чёрному на хвост наступил. Ить не со зла ж, а исключительно веселья души ради!

Я не буду перечислять всё. Народ у нас в целом очень хороший, граждански активный и всегда готов помочь органам. Но, естественно, когда наводишь порядок, то не всем и не всегда это нравится. Горох всегда говорит, что «сыскной воевода не червонец, чтоб его все любили». В чём-то он прав. Хотя если вспомнить, сколько раз мы силами милиции спасали это самое Лукошкино, то, по идее, местные жители могли бы относиться к нам и полояльнее.

Знаете, наверное, мне не стоит грузить здесь всех подряд долгим рассказом о том, как я приехал к царю, как меня час томили в прихожей, как вызвали на полновесное заседание боярской думы и что там дальше было. Честно говоря, мне просто неприятно всё это вспоминать.

Но в целом, если опустить, как старательно, театрально и чудовищно неправдоподобно орали на меня царь, царица и Кнут Гамсунович, – всё шло строго по плану. Короче, назад в отделение я вернулся с государевым приказом на руках – найти бесстыжую беглянку Ягу, арестовать её на месте и в кандалах доставить её в Лукошкино вместе с полным расследованием тайны гибели наследника австрийского престола прекрасного принца Йохана.