Виктория Шваб - Тени сгущаются

– А мне стало любопытно, – протянул он, глядя в спокойное белое пламя камина. – А кроме того, – он снова взглянул на нее, – я и сам давно думал, как бы избавиться от Белса. Мерзавец безбожно обкрадывал меня. Так что, пожалуй, ты оказала мне услугу, а я тебя отблагодарил. На твое счастье, команда тоже терпеть не могла этого ублюдка.

Возле его кресла появилась Эса. Ее аметистовые глаза впились в Лайлу. Кошка смотрела на нее, не мигая. Хотя Лайле казалось, что кошкам положено мигать.

– Встречный вопрос, – сказал он и выпрямился. – Ты пришла на борт с намерением убить меня и угнать корабль. У тебя была целая неделя. Почему же ты бездействуешь?

– Мы еще не подходили к берегу, – пожала плечами Лайла.

Алукард расхохотался.

– Ты всегда такая очаровательная?

– Только когда говорю на родном языке. Мой арнезийский, как ты справедливо заметил, оставляет желать лучшего.

– Странно, никогда не встречал человека, который говорил бы на королевском языке, но не знал простонародного.

Он умолк, ожидая ответа. Лайла пригубила вино и затянула паузу.

– Знаешь что, – сказал он, не дождавшись ответа. – Приходи ко мне по вечерам, и я помогу тебе освоить язык.

Лайла чуть не поперхнулась вином, потом яростно сверкнула глазами. Алукард рассмеялся – легко и непринужденно, хотя кошка все же ощетинилась.

– Ты меня неправильно поняла, – сказал он. Лайла залилась краской под цвет вина в бокале. У нее зачесались кулаки.

– Приходи составить мне компанию, – попробовал он еще раз, – и я не выдам твою тайну.

– И пусть вся команда думает, что ты спишь со мной?

– Им это и в голову не придет. – Он махнул рукой. Лайла постаралась не обидеться. – И честное слово, мне от тебя нужно только удовольствие приятной беседы. Я тебе даже помогу с арнезийским.

Лайла постучала пальцами по подлокотнику, раздумывая.

– Ладно, – сказала она, встала и подошла к столу, где на стопке карт лежал ее нож. Ей вспомнилось, как легко Алукард отобрал его. – Но я хочу кое-что взамен.

– Забавно. Мне казалось, я достаточно сделал для тебя: разрешил остаться на моем корабле, хотя ты лгунья, воровка и убийца. Но продолжай.

– Магия, – произнесла она, убирая кинжал в ножны.

Он приподнял украшенную сапфиром бровь.

– Что именно?

Она замолчала, подбирая слова.

– Ты умеешь ее творить.

– Ну и что?

Лайла достала из кармана подарок Келла и положила на стол.

– Научи меня.

Чтобы освоиться в этом новом мире, первым делом надо выучить его настоящий язык.

– Учитель из меня неважный, – вздохнул Алукард.

– Зато я хорошая ученица.

Алукард склонил голову, размышляя. Потом взял шкатулку Келла, отпер защелку, и шкатулка раскрылась у него на ладони.

– Что ты хочешь узнать?

Лайла вернулась в кресло, подалась вперед, уперлась локтями в колени.

– Все.

Арнезийское море

Напевая про себя, Лайла пробиралась сквозь недра корабля.

Время было позднее, «Ночной шпиль» уходил от обглоданного скелета «Медного вора». Тринадцать пиратов, которых она оставила в живых, скоро очнутся и обнаружат, что капитан мертв, а корабль ограблен. Они еще легко отделались: она могла бы перерезать им горло прямо по вытатуированным клинкам. Но Алукард потребовал пощадить их; он считал, что грабить и отпускать – намного интереснее.

Вино и приятная компания разогрели ее, под ногами мягко покачивался корабль, отовсюду доносились звуки моря – самая лучшая колыбельная, о которой она всегда мечтала. Вот оно, настоящее счастье.

В ушах прозвучал голос:

«Уходи».

Лайла узнала его – он шел не с моря, а с улиц Серого Лондона. Голос принадлежал ей самой, девчонке, какой она была столько лет. Отчаянной сорвиголовы, не доверявшей ничему и никому, кроме самой себя.

«Уходи», – призывал голос. Но Лайла не хотела.

И это пугало ее больше всего.

Она тряхнула головой и вошла в свою каюту, напевая про Саруса. Мелодия была для нее как скорлупка, защищающая от невзгод, хотя за несколько месяцев, проведенных на своем корабле, она их так и не нашла. Строго говоря, она пока что не может называть этот корабль своим, но это ненадолго.

Каюта была маленькая, в ней еле умещались койка и сундук, но только здесь на всем корабле она могла остаться по-настоящему одна. Едва она закрыла дверь, как вымышленный образ, созданный ею для чужих глаз, соскользнул с плеч, словно плащ.

В деревянных досках дальнего борта темнело единственное окно, а сквозь него виднелась лунная дорожка на океанских волнах. Лайла взяла с сундука фонарь и зажгла его движением пальцев – в нем вспыхнуло то же заколдованное пламя, какое горело в камине у Алукарда (заклинание принадлежало не ей, и магия тоже). Повесив фонарь на крюк в стене, она скинула сапоги, сняла оружие, разложила его на сундуке – все, кроме ножа с гардой, прикрывающей костяшки, его она оставила при себе. Даже теперь, когда у нее была собственная каюта, она все равно спала так же, как в самом начале, – спиной к стене, с оружием у колена. Давняя привычка. Ну и ладно. Она уже много лет не спала крепко по ночам. Жизнь на улицах Серого Лондона приучила ее отдыхать, даже не засыпая.

Возле оружия стояла маленькая шкатулка, которую в тот день подарил ей Келл. Шкатулка хранила его запах – он называл это запахом Красного Лондона. Аромат цветов, свежевспаханной земли. И всякий раз, открывая шкатулку, она в глубине души радовалась, что запах еще там. Эта ниточка ведет к городу, к нему. Лайла села на койку, скрестив ноги, и поставила коробочку на жесткое одеяло. Она падала с ног от усталости, но эта церемония стала для нее ежевечерним ритуалом, и она знала, что не уснет, пока не проделает это.

Шкатулка была из темного шероховатого дерева и запиралась на маленькую серебряную защелку. Вещица красивая, за нее можно было выручить неплохие деньги. Но у Лайлы не поднималась рука продать ее. Не из сентиментальности, говорила она себе – единственной вещью, которой она по-настоящему дорожила, были серебряные часы, – а потому что шкатулка была полезна.

Она открыла серебряную защелку, и настольная игра раскрылась. Все стихии лежали в своих канавках и ждали, пока их сдвинут. Земля и воздух, огонь и вода, и кость. Лайла размяла пальцы. Она знала, что большинство здешних жителей может освоить какую-нибудь одну стихию, максимум две, а ей, пришедшей из другого Лондона, не будет подвластно ни одной.

Но Лайла никогда не позволяла судьбе вставать у нее на пути.

Кроме того, тот старый жрец, мастер Тирен, говорил, что в ней есть сила, скрытая где-то в костях. Надо только ее вскормить.

Она поднесла ладони к капельке масла в одной из бороздок, как будто хотела согреться ее теплом. Она не знала, какими словами надо призывать магию. Алукард говорил, что нет нужды учить чужой язык, что слова человек произносит только для самого себя, они помогают сосредоточиться. Но без нормального заклинания Лайла чувствовала себя глупо. Сумасшедшая девчонка в темноте болтает сама с собой… Нет, какие-то слова нужны, и она давно поняла, что прекрасно подходят стихи. По крайней мере, это больше, чем просто слова.