Филип Пулман - Книга Пыли. Прекрасная дикарка

– Ну, что там? Что? Что? – запрыгал Робби.

– Мне не полагается говорить, – благонравно ответил Эрик.

– Ну, тогда скажи совсем тихо, – посоветовал Том.

– Говорить об этом противозаконно . То есть совсем нельзя.

– А тебе-то кто тогда сказал?

– Мой па. Но он велел никому не говорить.

Отец Эрика работал в суде графства и частенько делился с сыном подробностями особенно интересных слушаний, что только увеличивало популярность Эрика среди сверстников.

– Твой па всегда так говорит, – заметил Малкольм, – только ты потом все равно нам рассказываешь.

– Нет, на этот раз все по-другому. Тут прямо настоящий секрет.

– Тогда и ему не следовало тебе об этом говорить, – не унимался Том.

– Ну, он же знает, что может мне доверять, – возразил Эрик под слаженный хор насмешек.

– Ты сам знаешь, что в конце концов все разболтаешь, – сказал Малкольм, – так что можешь начинать, пока звонок не прозвенел.

Эрик разыграл целый спектакль из оглядываний по сторонам, вздохов и заговорщических подмигиваний. Все сдвинули головы.

– Помните того человека, который упал в канал и утонул? – сказал он.

Робби об этом слышал, Том не слышал, а Малкольм просто кивнул в ответ.

– В пятницу папа вел дознание, – продолжал Эрик, – и все думали, что тот человек утонул, но оказалось, что его задушили, прежде чем тело попало в воду, так что никуда он сам не падал. Его сначала убили, а потом убийца бросил труп в канал.

– Ух ты! – сказал Робби.

– А они откуда узнали? – спросил Том.

– У него не было воды в легких. А на шее оказался след от веревки.

– И что теперь будет? – поинтересовался Малкольм.

– Теперь это дело полиции, – со знанием дела заявил Эрик. – Вряд ли мы еще что-нибудь услышим, пока они не поймают убийцу и не отдадут под суд.

Тут как раз прозвенел звонок, так что им пришлось оставить игру, поставить парты на место и скрепя сердце заняться французским.

Добравшись до дома, Малкольм сразу кинулся за газетой, но не нашел там никаких упоминаний о трупе в канале. Зато «Труп в библиотеке» оказался на редкость захватывающим, так что он проглотил его в один присест, запоем, хотя ему давно уже полагалось спать. Несмотря на все жестокости, которые в ней творились, книга почему-то была не такой страшной, как мысль о человеке, потерявшем желудь, – несчастном, напуганном и задушенном.

Эти мысли никак не шли у Малкольма из головы; от них было невозможно отделаться. Вот если бы они с Астой сразу же предложили ему помочь! Они нашли бы желудь, человек улизнул бы от агентов ДСК и остался бы жив…

С другой стороны, эти двое из ДСК вполне могли следить за ним всю дорогу и, возможно, собирались арестовать в любом случае. То, какой одинокой и тоскливой оказалась его смерть, – вот что терзало Малкольма больше всего.

На следующий день после школы он отправился в монастырь – посмотреть, как там ребенок. Ему сказали, что прекрасно и сейчас она спит, и нет, увидеть ее никак нельзя.

– Но у меня для нее подарок, – взмолился Малкольм, обращаясь к сестре Бенедикте, которая работала у себя в кабинете. Сестра Фенелла была занята где-то еще и повидаться с ним не пришла.

– Очень мило с твоей стороны, Малкольм, – сказала монахиня. – Если ты дашь его мне, я прослежу, чтобы она его получила.

– Спасибо, – сказал с сомнением Малкольм, – но я лучше приберегу его до тех пор, когда смогу отдать сам.

– Как пожелаешь.

– Может, мне что-нибудь сделать, пока я тут?

– Нет, Малкольм, сегодня не надо, спасибо. У нас все отлично.

– Сестра Бенедикта, а когда они прикидывали, поместить сюда ребенка или нет, это бывший лорд-канцлер все решил? Лорд Наджент, да?

– Он, разумеется, принимал в этом участие. А теперь, если позволишь…

– А чем вообще занимается лорд-канцлер?

– Он один из высших представителей судебного ведомства в королевстве. И спикер Палаты лордов.

– Почему тогда он принимает решения об этом ребенке? Детей-то в стране, должно быть, пруд пруди. Если бы это он решал, куда кого из них девать, у него бы больше ни на что времени не оставалось.

– Уверена, ты прав, – сказала сестра, – но так уж получилось. Родители девочки – важные люди, наверняка причина в этом. Надеюсь, ты ни с кем об этом не болтал? Дело наверняка секретное и уж точно частное. А теперь, Малкольм, ты меня прости, я должна привести в порядок эти счета до того, как начнется вечерня. Ступай. Мы с тобой поговорим в другой день.

Она сказала «все отлично»… но это было совсем не так. Сестре Фенелле уже полагалось вовсю заниматься обедом, а ее нигде не было видно, зато по коридорам со встревоженным видом сновали какие-то незнакомые сестры. Малкольм беспокоился за малышку, но ведь сестра Бенедикта всегда говорила правду… И все-таки ему было не по себе.

Малкольм вышел наружу, под темную вечернюю морось. В мастерской горел теплый свет: наверняка плотник, мистер Тапхаус, все еще там. Он постучал в дверь и вошел.

– Что это вы делаете, мистер Тапхаус? – спросил он.

– А на что это похоже?

– На окна. Вот это похоже на кухонное, только… Ой, нет, это ставни, да?

– Верно. Посмотри, юный Малкольм, какая эта рама тяжелая.

Старик поставил раму для кухонного окна посреди комнаты, и Малкольм честно попробовал оторвать ее от пола.

– Ого! Вот это тяжесть!

– Вся из двухдюймового дуба! Еще прибавь вес самого ставня и представь, что получится.

Малкольм представил.

– Нужно очень надежное крепление в стене. Они куда будут открываться – наружу или внутрь?

– Наружу.

– Тогда его ничего, кроме камня, не удержит. Как же быть?

Мистер Тапхаус подмигнул и распахнул шкаф. Внутри Малкольм увидел какое-то большое механическое устройство, опутанное кольцами толстых проводов.

– Антарная дрель, – гордо сказал плотник. – Хочешь помочь? Подмети-ка здесь.

Он закрыл шкаф и протянул Малкольму метлу. Пол был засыпан толстым слоем стружки и древесных опилок.

– А почему… – начал было Малкольм, но мистер Тапхаус его перебил.

– Можешь, конечно, спрашивать, да только много все равно не узнаешь. Все окна разломаны, а почему – никто мне не говорит. Я и не спрашиваю. Я вообще никогда не спрашиваю. Просто делаю, что сказали. Вот только это не значит, что мне не интересно.

Старик поднял раму и прислонил к стене рядом с еще несколькими.

– Что, и витражи тоже? – ужаснулся Малкольм.

– Витражи – пока нет. Сестры думают, что они слишком ценные и вряд ли кто попытается их разбить.

– Так это для защиты? – недоверчиво спросил Малкольм.

Да кому в целом свете понадобится нападать на монахинь или бить им окна?

– Ничего другого я не придумал, – пожал плечами мистер Тапхаус, убирая стамеску обратно в футляр на стене.